Сказ о битве у замка Рудау, где сложил голову маршал, а башмачник стал рыцарем

Первоначально предполагалось, что завоевание Литвы произойдет схожим образом с завоеванием Пруссии. Тактика заключалась в том, что вслед за разорительными походами, в которых истребляются активные участники сопротивления, а у остального населения подавляется воля к борьбе, следует захват территории, строительство опорных пунктов – замков, крещение населения, привлечение колонистов из Германии и далее новый натиск на захватываемую территорию. Разумеется, орденские братья прекрасно понимали разницу в территориальных и людских ресурсах между Пруссией и Литвой. Поэтому вряд ли даже в самой отдаленной перспективе предполагалось полное завоевание Литвы. Орден сосредоточился на двух направлениях: северном, имеющем стратегическое значение, и восточном, второстепенном.

Здесь следует заметить, что в конце XIII и в XIV веке литовские земли были куда обширнее, чем территория нынешней Литовской Республики. К моменту начала тевтонско-литовских войн Литве уже принадлежала практически вся западная Белоруссия и часть северо-западных русских территорий, а в разгар тевтонского давления на Литву – практически вся современная Беларусь и Украина.

Поэтому Тевтонский орден¹ поставил перед собой простую задачу: пробить широкий коридор от завоеванных прусских земель к расположенными на территории современной Латвии и частично Эстонии владениям Ливонского ордена², являвшегося к тому времени «филиалом» – ландмейстерством ордена Тевтонского. А располагались между ними земли Жемайтии, захват которых сделал бы орденское государство хозяином всей восточной Балтии. Интерес к Жемайтии (или как ее называли в Европе – Самогитии) подогревался еще и тем, что Орден имел на нее все права – эта территория в 1254 году была дарована Ливонскому ордену первым признанным католической Европой литовским королем Миндовгом (1195-1263). Но против такой передачи выступили сами жемайты, власть Миндовга над которыми была более чем условной.  Жемайтское войско разгромило орденские отряды в битве на берегах озера Дурбе в 1260 году и окончательно выбило рыцарей из Жемайтии в 1265-м.

– Тевтонский и Ливонские ордена имели возможность одновременного нападения с двух сторон. Их войска представляли собой небольшие по численности, но, как бы мы сейчас сказали, профессиональные армии под жестким единоначалием и со строгой иерархией;

– Литовская сторона имела неисчерпаемые по тем временам человеческие ресурсы, возможность временной сдачи значительных территорий, но ее вооруженные отряды не имели серьезной военной и тактической подготовки и зачастую действовали не только несогласованно, но и друг против друга.

До конца XIII века Тевтонский орден совершил несколько походов в Жемайтию и на Гродно. Несмотря на успехи в сражениях, ни один из походов не принес каких-либо территориальных приобретений. Орденское войско разоряло местность, сжигало селения, убивало литовских ополченцев, брало в плен мужчин, женщин и детей, угоняло скот, но вынуждено было ретироваться до подхода крупных литовских отрядов.

Стала ощущаться не только недостаточная численность войска для удержания территории, но и отсутствие баз в приграничных районах. Поэтому вскоре началось строительство крупного приграничного замка Рагнит (ныне – г. Неман) и еще целого ряда небольших крепостей на берегах Немана.

 

Прусские путешествия

В самом начале XIV века в Европе появилось такое социальное явление, как «прусские путешествия». Суть их заключалась в том, что рыцари разных государств, причем часто из знатных аристократических родов, приезжали в Пруссию для участия в походах против языческой Литвы. В крестовых походах на земли Балтии не было ничего нового, но, если в XII и XIII веках походы привычно объявлял Папа Римский, то роль организатора «прусских путешествий» взял на себя непосредственно Тевтонский орден. Причин, по которым эти «путешествия» приобрели популярность в Европе, несколько. Борьба за христианскую веру всегда была главной рыцарской доблестью, участник походов за освобождение Гроба Господнего, а также против еретиков, язычников и иноверцев высоко почитался в светских кругах.

Крестовые походы за веру освобождали участника от всех грехов, и это, учитывая глубокую религиозность тогдашних европейцев, тоже было веской причиной. И, наконец, путь в Прибалтику был куда менее опасен, чем в Палестину, а заслуги и почести при этом равные. В «настоящих» крестовых походах на Ближний Восток, большинство крестоносцев гибло не в боях, но в пути – от лишений и болезней. На море их подстерегали штормы и пираты. На суше – песчаные бури и разбойники... До Пруссии же можно было добраться с относительным комфортом, а по прибытию участника похода всегда ждал ночлег, питание и радушие хозяев.  

Негласные правила для «гостей» (так в Ордене завали приезжих рыцарей) обязывали их за свой счет приобретать вооружение, содержать оруженосцев и кнехтов, добираться до Пруссии и возвращаться домой. Кроме этого они должны были повиноваться командующему походом, а в случае захвата добычи, делиться трофеями с орденской казной. Впрочем, бывали случаи, когда «гости» по своей воле отдавали Ордену всё добытое в походе, демонстрируя, что действовали исключительно в интересах распространения веры в Христа. Зачастую «гости» приезжали заблаговременно и проводили в орденских владениях значительную часть времени, до тех пор, пока не будет объявлен поход. Поэтому на прусских землях всегда гостило некое (иногда весьма большое) число рыцарей с солдатами, которые усиливали орденское войско в отражении литовских вторжений.

На какое-то время карты всем спутал новый великий магистр Тевтонского ордена Карл фон Трир (1265-1324). Он был избран в 1311 и сразу начал проводить миролюбивую политику по отношению к полякам и сдержанную – к литовским язычникам. В самом Ордене и среди «прусских путешественников»  это встретило непонимание, возник кружок заговорщиков, члены  которого в 1317-м собрали чрезвычайное заседание орденского капитула. Карлу фон Триру вменили в вину все неудачи Ордена в Литве за последние годы, политическую и религиозную близорукость, нерешительность в борьбе с врагами христианства и сняли с должности, что вообще для Ордена было экстраординарным событием. И, хотя через год Папа Римский заступился за бывшего великого магистра и потребовал восстановить его в должности, фактически от руководства Орденом он все равно был отлучен и даже ни разу не появился более в орденской столице – Мариенбурге (ныне – польский город Мальборк). Этот эпизод показывает, что уже в первой четверти XIV века походы на Литву превратились в настоящую индустрию, в которую были вовлечены влиятельные силы, имевшие от продолжения походов бонусы материального и политического характера.

Вскоре «прусские путешествия» стали так популярны среди европейского рыцарства, что в иные походы на Литву Орден только снаряжал проводников, основную же силу войска составляли приезжие рыцари. Так, вступив в Жемайтию в  1329 году, чешский король Иоганн I фон Люксембург (1296-1346) со своим войском при поддержке тевтонских рыцарей «подчиняли всю Жемайтскую землю вместе со всеми литвинами, которые были крещены в день Очищения Марии» (т.е. 2 февраля).  Апофеозом событий первой половины XIV века можно считать грандиозный поход на Ковно (Каунас) в ходе которого тевтонское войско, укрепленное большим количеством «гостей» разорило всё литовское Принеманье, сожгло Ковно и нанесло сокрушительное поражение крупному войску князя Ольгерда, поспешившему на выручку подвергшимся нападению территориям.

 

Зеркальный ответ из Литвы

Если не считать мелких приграничных стычек, то в первой четверти XIV века тевтонцы с «гостями» провели семь крупных походов в Литву и разбили в 1311 году войско литовского князя Витеня, вторгшееся в Пруссию. Восьмой поход Тевтонского ордена в Жемайтию в 1320-м принес ему первое ощутимое поражение. В битве при Медниках орденское войско было наголову разбито: из 40 братьев и значительного числа кнехтов, 29 братьев, включая маршала Ордена Генриха Плоцке, было убито на поле боя, еще один был взят в плен и принесен в жертву языческим богам путем сожжения вместе с конем. Кроме этого погибло две сотни солдат мемельского гарнизона и самбийского ополчения. После этого, литовцы провели три набега на орденские земли, успевая до появления орденского отряда уйти после разграбления деревень и убийства христиан. С этих пор набеги литовских отрядов стали головной болью Тевтонского ордена и смертельной опасностью для поселенцев-христиан.

Затем на непродолжительное время в противостоянии Ордена с литовцами была взята пауза: великий князь Литвы Гедимин изложил Папе свое намерение принять католицизм, и Папа, чтобы не спугнуть удачу, наложил в 1324 году четырехлетний запрет на походы в Литву. За время перемирия Гедимин сделал две важные вещи: значительно расширил Литовское княжество за счет земель западной Руси и заключил союз с Польшей, убедив польского короля, что Тевтонский орден является наибольшей опасностью для Польши, а сама Польша в будущем может взять на себя роль крестителя Литвы. В результате развернулась польско-тевтонская война 1326-1332 годов за спорные территории, подорвавшая потенциал Ордена в его продвижении на литовские земли.   

После окончания перемирия походы тевтонцев и литовцев на земли друг на друга возобновились с большей интенсивностью. Инициатива принадлежала Ордену, несмотря на то, что теперь, в результате союза Литвы с Польшей, его геополитическое положение резко ухудшилось. Но, тем не менее, только в первый год после перемирия Орден провел три крупных похода в литовские владения, причем в Жемайтии ему удалось взять все ключевые укрепления литовцев. Позже тевтонцы брали Вильно (Вильнюс), Ковно (Каунас), но удержать завоеванные территории даже на короткое время у орденского войска не хватало сил. За Неманом было построено несколько замков-форпостов, но это все, что удалось сделать Ордену в плане захвата и удержания территорий.

Ответные действия литовцев были не столь внушительны, но хлопот и неприятностей доставляли прилично. Поскольку Орден обладал значительно более развитой хозяйственной инфраструктурой, то и литовские набеги приводили к существенно большему ущербу. Ко второй половине XIV века Орден имел на своих территориях передовую по тем временам экономическую модель, основанную на патентах, арендной плате, налогах и акцизах. Поэтому, когда разорялась целая область, лишалось жизни несколько тысяч крестьян-арендаторов и столько же угонялось в плен, орденскому хозяйству наносился ощутимый ущерб. Существовала также опасность глубокого прорыва литовцев в район Кёнигсберга, поэтому в первой половине XIV века была укреплена северная линия обороны, состоявшая из замков Побетен (Романово), Рудау (Мельниково), Лаптау (Муромское), Повунден (Храброво), плюс Шаакен (Некрасово) и Вальдау (Низовье), прикрывавшие самый короткий путь на Кёнигсберг через Куршскую косу и лед Куршского залива. Эти замки также служили и для укрытия гражданского населения в случае нашествия врага. Во всех замках была налажена постоянная дозорная служба, что являлось тогда новшеством в военном деле. Дозорные на башнях наблюдали за местностью и сигнализировали об обнаружении признаков наступления противника: дыму в светлое время суток и заревам от пожаров по ночам. Сторожевая тактика порой приносила свои положительные плоды, но отнюдь не была панацеей от литовских набегов.

Глядя на описанные события глазами современного человека, становится понятно, что никакой стратегической выгоды походы на Литву принести не могли, если не считать такими доходы от разграбления деревень и замков. Каждый раз крестоносцы возвращались на исходные позиции, а крещенные ими литовцы тут же по уходу орденских отрядов возвращались в язычество, становясь все более нетерпимыми к христианам и жаждущими отмщения за убийства своих соплеменников. Смерть, заложники, сожженные деревни, разоренные территории – это единственный «результат», достигавшийся крестоносцами, не имеющий, конечно же, ничего общего с провозглашенной миссией распространения христианства на окраинах Европы. То, что ценой тысяч жизней получилось в Пруссии, никак не удавалось повторить в Литве. При том, что Папа Римский одной своей буллой был властен раз и навсегда упразднить Тевтонский орден за ненадобностью, пребывание крестоносцев в Прибалтике без опоры на их миссию и сверхзадачу утрачивало высший смысл. Потому рыцари Ордена любой ценой доказывали всему католическому свету чрезвычайную необходимость существования орденского государства на границе христианского и языческого миров.

 

Десять лет до битвы

Между тем, в указанные годы набирала свою мощь и Литва. С  1345 года в Литве установилось согласованное двоевластие. Великим князем Литвы был признан сын Гедимина Ольгерд (1296-1377). Соправителем при нем был его брат Кейстут (1297-1382). Это был редкий в мировой истории пример, когда два брата царствовали в одном государстве, не пытаясь узурпировать власть.

Его поместили в замок Мариенбург и держали там в качестве заложника. Позже обменяли на большое число пленных христиан. Надо заметить, что Кейстут умудрился спустя некоторое время еще раз попасть в тевтонский плен. И на этот раз лишь пособничество принявших христианство соплеменников помогло Кейстуту совершить побег из заточения.  С 1360 года обстановка в прибалтийской Литве вновь обострилась. Орден предпринял очередной разорительный поход на Ковно, в ходе которого взял замок и разрушил город. Орденское войско дошло до Троки (Тракая) и Вильно (Вильнюса). Рыцарям ордена на этот раз улыбнулась невероятная удача – в плен был взят сам князь Кейстут. 

Вот как ливонский хронист Герман фон Вартберг описывает события одного года тевтонско-литовских отношений:  «В  1362 г. магистр Арнольд предпринимал четыре похода против язычников: первый в день обращения Павла (25 января) до так называемой святой деревни Сетень; второй поход предпринял сейчас же вслед за первым (в феврале) с некоторыми «гостями» из Германии: третий, на кораблях, по просьбе великаго магистра в Вербное воскресенье (после 16 апреля), для разрушения замка Кауве (Каунас). Великий  магистр  же пришел к названному замку с войском на кораблях во вторник перед днем Юдики (29-го марта), который и осадил, думая, что в ней находятся убежавший король Кейнстут. Но замок, возведенный из камня и укрепленный также высокими стенами, трудно было завоевать, особенно когда в то же время явились оба короля со всей своей силой. Наконец, после продолжительных трудов и многочисленных битв, замок был покорен накануне Пасхи (16-го апреля). В плен были в нем взяты сын короля Кейстута, начальник замка с его сыном и 37 других; остальные, около 2000 отборных и сильных людей, погибло от огня и меча. Из братьев пали 7, а из других 20. Четвертый поход магистр предпринял осенью».

И тут же следует литовский ответ. Торнская хроника сообщает: «В 1365 году перед мясопустом³ литовцами были сожжены три замка, а именно, Шплиттерн (Spliteren), Каустритен (Carisiten) и замок близ Рагнита (Ragniten), все люди из замков были уведены в плен, и всё это благодаря предательству».

Не решив все вопросы на востоке, Ольгерд  дважды заключал перемирие с рыцарями. По окончании последнего перемирия в 1369 году состоялся еще один поход на Ковно, и снова замок был взят и сожжен. Весьма вероятно, что именно этот поход и спровоцировал литовцев на ответные шаги, в ходе которых планировалось атаковать обширную орденскую территорию, разграбить богатые города на Прегеле – Альтштадт, Лёбенихт и Кнайпхоф, а в случае удачи взять сам замок Кёнигсберг.

 

События под Рудау

Армии Ольгерда и Кейстута вышли двумя маршрутами из Литвы, чтобы соединиться на Замланде, севернее Кёнигсберга. Обоим князьям было к тому времени за 70 лет. В походе их сопровождали сыновья Ягайло – будущий польский король и Витовт – будущий великий князь Литвы. Кейстут пришел под Рудау по льду Куршского залива. Главные силы, которыми командовал Ольгерд, шли по суше, сжигая и разоряя все на своем пути. Наконец, обе армии встретились севернее Рудау.

Наличие в войске обоих соправителей с наследниками говорило о грандиозности замыслов участников похода. И действительно это было мощнейшее выдвижение литовского войска в орденские владения.

С этого момента начинаются все разночтения в описании дальнейших событий. По версии орденских хронистов численность литовского войска составляла 70 тысяч человек, из которых 20 тысяч были русичами – восточными славянами, после литовских завоеваний оказавшимися подданными Великого княжества Литовского. Еще 10 тысяч – это были татарские воины. И русичи, и татары оказались в литовском войске абсолютно добровольно – в те времена пограбить сопредельную территорию считалось занятием достойным, а главное – прибыльным. 70 тысяч воинов – это всего лишь в 1,5 раза меньше, чем разорившее центральную и северную Русь войско хана Батыя, поэтому подобные преувеличения оставим на совести хрониста. По современной наиболее взвешенной оценке численность литовского войска не превышала 17 тысяч человек, в том числе пять тысяч русичей и две тысячи татар.

Попытаемся же с опорой на хроники и выявленные факты воссоздать истинный ход событий. Историки установили приблизительную численность орденского войска – около 10 000 конных и пеших воинов и ополченцев. Между тем, 10 000 всадников и пехотинцев – это все орденское войско на тот период. Одновременно в хрониках того времени отмечается:

– присутствие большое количества европейских «гостей» в Пруссии, готовых для нового похода на Литву,

– прибытие «экспедиционного корпуса» из Эстонии, что тогда принадлежала Дании,

– присутствие некоторое количество рыцарей-ливонцев,

– созыв ополчения Альштадта, Кнайпхофа и Лёбенихта.

Поэтому можно предположить, что собственно тевтонская армия была представлена пятью тысячами воинов. Фактически в бой были введены все возможные силы, исключая пограничные гарнизоны (с Литвой и Польшей), гарнизоны крупных замков (Кёнигсберг, Мариенбург, Бальга), которые нельзя оставлять без прикрытия и удаленные гарнизоны, ждать прибытия которых в состав войска было бы слишком долго. Наивно думать, что такие военные сборы были проведены без уверенности в том, что против Ордена развернут не обычный литовский набег в несколько сотен, максимум – тысячу человек, готовых уйти за границу при первой же серьезной опасности.

Великий магистр Винрих фон Книпроде твердо знал, что армия литовцев на этот раз сильна и потому готовился основательно. Кроме того, хроники пусть и с преувеличением сообщают национальный состав вражеского войска еще до его вступления в бой. Такие сведения могли быть получены только при захвате пленных, которые рассказали и о численности войска, и о планах Ольгерда и Кейстута. Магистр знал, где произойдет встреча двух литовских армий и куда они направятся после соединения.

И действительно в некоторых источниках мы находим, что, оказывается, за две недели до битвы (а именно 2 февраля 1370 года) маршал Шиндекопф провел блестящую разведку боем. Он неожиданно для литовцев с малым отрядом (около 20 рыцарей и 500 прочих воинов) совершил нападение на одно из подразделений, разбил его, захватил 220 пленных литовцев, остальная часть литовского войска отступила. Далее хронист повествует, что последующие сутки (3 февраля) маршал с отрядом провел на месте стычки, а на следующий день известил магистра о том, что пленные литовцы рассказали о великом походе литвинов в сговоре с татарами и русичами на север Замланда и далее на Кёнигсберг. Таким образом получается: за короткий световой день в феврале Шиндекопф с отрядом и пленными успел вернуться в Кёнигсберг. Это дает основания предположить, что расстояние до места битвы составляло около 20 км. Идеально подходят под описание окрестности замка Лаптау (Муромское), стоявшего на тогдашней мемельской дороге и на пути в Рудау. Вспомним, что в плен попали именно литовцы, ни одного русского или татарина. И литовцы сообщили, что русские и татары только присоединятся к войску.

Теперь все становится на свои места. Версия о самовольном походе маршала Шиндекопфа в Рудау возникла не на пустом месте. Маршал действительно делал вылазку из замка Кведнау навстречу неприятелю, но не на генеральное сражение, а в разведывательный рейд. К тому времени в Замланд пришла только та часть войска, что направлялась по короткому пути через залив и состояла только из литовцев. Ее задача была блокировать замки Рудау, Лаптау (см. на карте, ныне Мельниково и Муромское соотв.) и Побетен (Романово). Вероятно, отправленный блокировать Лаптау отряд и был атакован Шиндекопфом.

 

Замки Рудау и Лаптау (отмечены) на карте Пруссии 1649 г.

 

4 февраля магистр был извещен об опасности. Около десяти дней ушло на сбор войска и ополчения и, надо полагать, 15 февраля орденская армия вышла из Кведнау в сторону Рудау. Короткий световой день позволял огромному войску совершать переход не более 15 км, поэтому понадобилось 2 дня для того, чтобы дойти до Рудау и встать там лагерем. Картинки, как рыцари едут по дороге при свете факелов или полной луны, оставим для любителей кинофильмов с принцессами о драконах и единорогах – в то время перемещение армии, растянувшейся по дороге не менее чем на 10-12 километров, было возможно только в светлое время суток.

Битва под Рудау началась ближе к полудню 17 февраля 1370 года.

К сожалению, реконструировать ход самой битвы можно только с большим количеством предположений и допущений, развивая те немногие подробности, что упомянуты в хрониках.

На левом фланге орденского войска против татарской конницы расположилась наиболее подходящая для такого бой средняя (по вооружению и броне) датско-эстонская кавалерия. Предположительно в центре стояло орденское войско из рыцарей, кнехтов и ополченцев под предводительством маршала Шиндекопфа. Правый фланг (опять же, предположительно) составляло сборное войско из орденских, светских прусских и европейских рыцарей с оруженосцами и пехотинцами под командованием магистра Винриха фон Книпроде.

Бой начался с атаки татарской конницы, которая обстреляла эстонцев из луков, практически не нанеся им потерь. После этого в атаку двинулось все орденское войско. Буквально в начальной стадии боя, татары дрогнули под напором датских «эстонцев», вскоре их отступление превратилось в бегство. Потери среди татар были незначительные. Эстонский корпус не пустился в бесполезное преследование, а ударил во фланг центральной группировке литовского войска. В атаке этой самой сильной позиции противника храбро дрался и маршал Шиндекопф. По свидетельству ливонского хрониста русичи не дрогнули, дрались стойко и почти все погибли. Именно в этой схватке смертельное ранение получил сам маршал Шиндекопф. Копье вражеского воина пробило забрало шлема и поразило его прямо в лицо. По другой версии маршал сам открыл забрало, чтобы было удобнее командовать полками. Был также сражен маршальский знаменосец. Увидев падение знамени, литовцы и русские перешли в наступление, но знамя поднял ополченец башмачник Ганс Заган. Орденское войско воспрянуло духом и снова атаковало врага.

На правом фланге битва была не менее драматична. Литовцы успешно отражали атаки сборного рыцарства. Но тут Ольгерд совершил нелепую ошибку – опасаясь за жизнь наследника Ягайло, он приказал ему и его оруженосцам отойти в тыл. Увидев это, литовские воины решили, что была команда к отступлению, часть их начала пятиться назад, внеся в ряды полную сумятицу, вскоре превратившуюся в неуправляемое отступление. Ольгерд пытался изменить ситуацию и увел наиболее организованную часть своего войска в лес, где труднее было развернуться главной силе Ордена – тяжеловооруженным рыцарям. Но силы были уже не равны, в лесу остатки армии Ольгерда потерпели окончательное поражение и бежали с поля боя.

Надо заметить, что короткий (вследствие малого объема достоверной информации) рассказ о ходе самой битвы не отражает ее истинной продолжительности. Достоверно известно, что к полудню еще ничего не было предрешено, разгар же битвы пришелся где-то на 2 или 3 часа дня, а сама битва завершилась к закату. Литовское войско бежало, часть воинов была рассеяна по заснеженным полям Пруссии и погибла от переохлаждения. Однако, в ходе бегства другая часть войска литовцев успела даже разграбить орденский обоз. На преследование у победителей не было сил, да и сам состав их войска из тяжелой и средней кавалерии не предполагал длительного и эффективного преследования врага.

Победа Тевтонского ордена и их союзников была неоспоримой. Армия Ордена полностью выполнила поставленную задачу, оставила за собой поле боя, понесла меньшие потери.

Кстати, о потерях. Оценка погибших в ходе сражения при Рудау с орденской и литовской стороны является едва ли не самой трудной из задач. С одной стороны, хроники нам сами предлагают  значения боевых потерь, да еще и в стихотворной форме:

 

Поднялись короли Ольгерд и Кейстут, два брата;
И когда они проникли к самбам и грабили их,
Тут же магистр Винрих, маршал Шиндекопф
И их прецепторы соединились все разом,
И разбили их, и, взяв многих в плен, перебили
Из этих негодяев целых одиннадцать тысяч.
Но – о ужас! – маршал тогда пал, словно живой лев.

 

И еще стихотворение:

Год тысяча триста семидесятый,
Славен битвой при Рудау в воскресенье Exurge quare!
Пал тогда Шиндекопф, бесстрашный маршал,
Вместе со многим слугами, и погибло 200 братьев.
Но нет точного числа литвинам и русским,
Которые бежали и погибли от голода и стужи.
Да будет слава Отцу и Сыну, единому с Духом Святым!».

 

Соотношение погибших 11 000 к 200 не оставляет сомнений, что авторы строк не учитывают гибель прусских пехотинцев и ополченцев. Между тем значение 200 рыцарей – весьма реалистично, т.к. во времена написания этих строк подтверждалось поименным списком погибших братьев. Также известно, что из 200 погибших братьев Ордена 26 были различными должностными лицами и командирами отрядов. Кроме маршала Шиндекопфа под Рудау сложили головы комтур Рагнита (г. Неман) Бурхард фон Мансфельд, комтур Редена Печольд фон Корвитц, комтур Бранденбурга (пос. Ушаково) фон Хатцигетштейн. Из знатных «гостей» по свидетельству хрониста Германа фон Вартберга погибло трое: Арнольд Лареттский с двумя другими рыцарями, имена которых не сообщаются. Общие потери немецкие историки оценивают в 3000 воинов, что в целом неплохо попадает в статистическую пропорцию гибели рыцарей и воинов-пехотинцев.

 

Руины кирхи Рудау (пос. Мельниково, Зеленоградский р-он).

 

Проще всего с подсчетом погибших татар и русских. Если учесть, что один и тот же средневековый автор говорит, что из татар «почти никто не погиб», а из русичей – «почти никто не уцелел», то наверняка он пользуется одним критерием при употреблении слова «почти». Поэтому суммарное значение 4500 погибших русских и татар выглядит очень близким к реальности. Немецкие историки добавляют к ним такое же число погибших литовцев, определяя общие потери в 9000 человек. Отечественные, литовские и польские историки традиционно отстаивают меньше число погибших со стороны всего литовского войска – около 5500 воинов. Впрочем, и потери ордена они уменьшают до 1500 и даже до 900 воинов. В любом случае, потери литовцев были много больше, чем у армии Тевтонского ордена, но не критичны для Литвы в целом. Уже осенью того же 1370 года Ольгерд набрал новую армию и провел серию походов на Московское княжество.

 

Два героя

В заключение мне бы хотелось немного рассказать о двух участниках битвы и ее несомненных героях.

Хеннинг Шиндекопф родился в 1330 году в Вестфалии. В 17 или 18 лет принял орденское монашество, входил в конвент⁴ Кёнигсберга. С 1350 года – комтур⁵ Рагнита. В Ордене отмечали его смелость, преданность идее распространения христианства и знание военного дела. Именно поэтому в 22-летнем возрасте он был отправлен на самый опасный участок тевтонско-литовского противостояния. Следующей ступенькой карьеры стал пост комтура Бальги, который Хеннинг занял в 1354 г. А уже в 1360 г. получил должность маршала Ордена, то есть вошел в шестерку (а если совсем быть верным – в тройку) самых влиятельных лиц Тевтонского ордена. Именно на него была возложены обязанности по организации военных походов на Литву, о которых мы говорили выше. Именно под его руководством были проведены самые удачные и разрушительные для противника военные кампании. Имеются все основания полагать, что Хеннинг Шиндекопф являлся претендентом номер один на пост следующего великого магистра, т.к. его карьера была типичной для руководителя Ордена в XIV - нач. XV века. Смерть маршала на поле боя уже случалась в истории Тевтонского государства, когда в 1320 г. в походе на Жемайтию погиб маршал Генрих Плоцке. Но в 1370 г. свидетелями смертельного ранения маршала Шиндекопфа стало огромное количество людей, что способствовало популярности повествований о гибели маршала в документах того времени.

Надо полагать, что образ самоотверженного защитника христиан во многом сложился уже после его смерти. Как герой, готовый отдать жизнь за простой народ, он упоминается в ряде средневековых текстов, после чего о нем на долгое время забывают. Воскрешает образ маршала как национального героя уже в предвоенные годы кёнигсбергская поэтесса Агнес Мигель в своей балладе «Хеннинг Шиндекопф», хотя это литературное произведение и грешит парой исторических ошибок.

Кстати, утверждение, что знаменитый памятник в Транссау (пос. Озерово) установлен на месте гибели маршала Шиндекопфа, неверно, впрочем, как и публикуемая дата его смерти 17 февраля 1370 года. Хеннинг Шиндекопф умер на следующий день, уже на обратном пути в Кёнигсберг, когда орденское войско остановилось у трактира Матцкален, ставшим позже имением Матцкален, а в наше время – южной окраиной поселка Митино Гурьевского городского округа. От имения на сегодняшний день осталась бывшая хозпостройка, превращенная в жилой дом и доведенная до аварийного состояния.

Ганс Заган – другой герой этой битвы. О его жизни до 1370 года известно лишь, что он был башмачником или даже подмастерьем башмачника из Кнайпхофа. Ганс в числе ополченцев сражался в корпусе маршала Шиндекопфа, и когда ответный натиск литовцев привел к ранению командира и падению орденского знамени, он поднял знамя и пошел вперед на врага, чем воодушевил воинов Ордена, которые в итоге добыли победу.

Этот поступок повлек за собой невероятные почести, которые были оказаны герою. Ганс Заган получил из рук великого магистра (или даже самого императора Карла IV) рыцарский титул и дворянскую приставку «фон» к имени и стал именоваться Ганс фон Заган. При этом Ганс отказался от денежного вознаграждения от муниципалитета Кнайпхофа, а взамен этого предложил городским властям устраивать для городской бедноты ежегодный пивной фестиваль за счет муниципалитета. Фестиваль получил имя «Шмеккебир», что можно перевести как «Вкус пива». Упоминание о фестивале встречается даже в XVI веке – так глубока оказалась эта традиция. Ганс Заган фигурирует на картинах, изображающих события под Рудау. В XVII веке в Кнайпхофе установили статую Ганса Загана. Ему же отводится значительная часть поэмы Агнес Мигель «Битва при Рудау». С приходом нацистов на скульптуру Ганса Загана в Кёнигсберге обрушилась жесткая критика, появилось даже выражение «некрасивый как Ганс Заган». И хотя в целом нацистские идеологи всегда эксплуатировали образы немецких народных героев, в этот раз они почему-то твердо были настроены против изображения Загана, и вскоре скульптура была уничтожена.

Многие историки утверждают, что на самом деле никакого героя-башмачника не было, что все это плод народной мечты о чудесном превращении башмачника в рыцаря. Разумеется, и эта точка зрения имеет право на существование, но нам куда приятнее представлять картину звездного часа простого, но храброго человека, поднимающего знамя победы в битве с иноземными захватчиками.

 

 ____________________________________

¹ Тевтонский (Немецкий) орден – духовно-рыцарский орден, возник в 1190 году в Палестине в ходе крестовых походов. С 1220-х годов базировался в Прибалтике. Завоевал прусские земли и создал на их территории государство Тевтонского ордена. В 1525 государство Тевтонского ордена преобразовано в светское герцогство Пруссия. Как общественно-религиозная организация Тевтонский орден существует до сих пор.

² Ливонский орден – отделение Тевтонского ордена, образованное на территории современных Латвии и Эстонии в 1237 году из рыцарей упраздненного Ордена Меченосцев. Столицей ордена был Венденский замок (ныне у г. Цесис, Латвия). Окончательно уничтожен в 1561 году в ходе Ливонской войны.

³ Мясопуст — воскресенье за 56 дней до Пасхи.

⁴ Конвент – рыцари (братья) Ордена, проживающие в одном замке, а также образуемый ими коллегиальный орган управления замком. Традиционно конвент состоял из 12 рыцарей во главе с комтуром. Малые замки конвента не имели.

⁵ Комтур – глава комтурии, минимальной административной единицы Орденского государства. Как правило комтурия состояла из замка (иногда нескольких) и прилегающих территорий. Верховный комтур – орденское должностное лицо, заместитель верховного магистра по общим вопросам.