Ловис Коринт – импрессионист из Восточной Пруссии
Он создал более 2000 картин, акварелей и рисунков. Его полотна выставляли на суд зрителей и беспощадных критиков в один ряд с Винсентом Ван Гогом, Огюстом Ренуаром, Паблом Пикассо, Эдвардом Мунком... И если верить утверждению, что импрессионисты изменили мир, то Коринт, без сомнения, тоже приложил к этому свою кисть. Пусть и двумя десятилетиями позже.
Спасибо Бернштейну
Первыми против академической живописи взбунтовались французские художники. 13 ноября 1872 года картиной «Впечатление. Восход Солнца» Клод Моне открыл эру импрессионизма. Вскоре импрессионизм (это слово тогда считалось чуть ли не ругательством!), перешагнув границу Франции, стал международным явлением.
Точная дата создания холста была установлена в 2014 году на основании топографических и метеорологических данных.
В Германии знакомство с живописью мастеров нового направления, по свидетельству шведского художника и «отца невозможной фигуры» Оскара Рёйтерсверда, состоялось осенью 1882 года, когда богатый русский коллекционер, живший в Берлине, профессор Карл Бернштейн (по мнению французского поэта Жюля Лафорга – «единственный знаток современной французской культуры в немецкой столице»), купив десяток полотен Мане, Моне, Сислея, Писсарро и Берты Моризо, пригласил художников и знатоков искусства «для осмотра новых приобретений». Понятное дело, знатоки не на шутку перепугались... Но только не художники!
Принцип «писать то, что видишь среди света и воздуха» почти сразу же подхватили оппозиционно настроенные к официальному академическому искусству живописцы. Однако немецкая школа не копировала французскую. Для немецких импрессионистов важнее композиция картины, а живопись вторична. Поэтому немецкий импрессионизм принято считать самостоятельным явлением.
Кстати, почву для него на немецкой земле подготовил сын капельмейстера Кёльнского собора Вильгельм Лейбль – известный не только в Германии, но и во Франции конца XIX века «мастер бытового жанра и типажного портрета, пограничных между романтизмом и символизмом». На его технику «в один присест» (alla prima) и ориентировались немецкие импрессионисты. Особенно всех завораживала его манера письма – Лейбль смешивал краску прямо на холсте. В числе его почитателей был и Ловис Коринт из восточнопрусского Тапиау (ныне – Гвардейска).
Вспомнил всё…
Ловис Коринт был не только художником. Он написал много книг по искусству, а в 47 лет взялся за «Автобиографию». Казалось, будто только вчера он, пятилетний школьник, подбежал к матери и поинтересовался датой своего рождения. Она ответила загадкой: этот день приходится как раз на начало уборки ржи. Что это значило, до Луи дошло лишь когда родители стали брать его с собой в поле. Но уже будучи взрослым он понял, каково пришлось его матери 21 июля 1858 года, когда вся семья и работники еще до крика петухов отправились убирать рожь, чтобы побыстрее управиться и успеть домой к ее родам. Но не успели. 8 августа он был крещен в местной церкви. Нарекли его Францем Генрихом Луисом Коринтом. Он был единственным общим ребёнком Генриха и Вильгельмины, у которой, впрочем, уже было пятеро детей от первого брака.
Несмотря на то, что данное при рождении имя художника Франц Генрих Луис Коринт (Franz Heinrich Louis Corinth), в историю он вошёл как Ловис Коринт. Всё дело в нижненемецком диалекте (Plattdeutsch), близком к нидерландскому языку, на котором говорил север Германии, в том числе и его родная Восточная Пруссия. Поскольку отец Ловиса был человеком интеллигентным и знал верхненемецкий (Hochdeutsch), он окрестил сына Луисом. В детстве родители его звали либо Луи, либо Луис. Но Коринт остался до конца «верен» своему нижненемецкому диалекту, на котором говорил с детства. Естественно, он подписывал свои работы – Lovis Corinth.
Родители держали большое фермерское хозяйство и кожевенную мастерскую.
До конца дней своих Луис помнил тот исходящий от неё терпкий запах. Огромный двор, полный разной живности, был его миром. Ему приходилось наблюдать, как подготавливали туши для кожевенного цеха, как рабочие отрезали от нее кусочки мяса и бросали жадным до свежатины кошкам. Стекающая с туши кровь образовывала лужицы, из которых пили куры. Зрелище не для слабонервных, но маленькому Луи приходилось это видеть ежедневно.
Со временем Луису открылись новые горизонты. Он уже знал, что река, на берегу которой стоял их дом, называется Дайме. Вот луга, куда во время сенокоса он носил отцу хлеб. С угодьями Коринтов соседствовало длинное здание в стиле ампир с красной остроконечной крышей.
Чёрные, белые и коричневые фигуры сновали около него туда-сюда, как пчёлы в улье. Над воротами золотыми буквами надпись: «Восточнопрусское исправительное заведение для трудновоспитуемых детей», или, как его называли местные, – штидут.
Раньше это был орденский замок, построенный на слиянии двух рек – Прегеля и Дайме.
Здесь Луис впервые встретился с настоящим художником-пейзажистом – Кнорром, отец которого работал в этом исправительном учреждении.
Штидут имел к Коринтам непосредственное отношение. В их доме в маленькой комнатке жила его смотрительница, у которой была дочь – одноглазая Эмилия. Луис часто бывал в их комнатке, обставленной старинной мебелью и разными фарфоровыми вещичками. У комодов были львиные лапы и золочёные кольца на выдвижных ящиках.
По признанию Коринта, Эмилия знала много легенд и пробудила в нём интерес к искусству, за что он был благодарен всю дальнейшую жизнь. Однажды она показала Луису картину – кайзер Фридрих Вильгельм III на роскошном коне, и рассказала, что в Кёнигсберге есть такой же памятник. С тех пор мальчик загорелся желанием увидеть его «вживую». И такой случай представился, когда отца положили в больницу в Кёнигсберге и 8-летний Луис с матерью поехали его навещать.
А ещё запомнился праздник стрелков и ярмарка в Велау (ныне – Знаменск), которые проходили во время летних каникул. Украшенные грушевыми деревьями улицы городка заполнял звук фанфар, и стрелковая гильдия строилась на главной Ярмарочной площади. Офицер, по совместительству стрелковый король, восседал на нарядном коне. На орденской ленте короля и его свиты сияли с тарелку размером серебряные медали. Строй направлялся в ельник, который простирался между Тапиау и Велау. Его пересекало широкое шоссе. Опушка леса была празднично «украшена» ларьками с бодрящими напитками, сюда стекался народ – праздновать до тех пор, пока не иссякнут силы. После захода солнца праздник переходил в следующую стадию – подвыпившие парни с девчатами из соседних деревень парами уходили в лес. Наутро «орды» пьяных и влюблённых расходились по домам.
Ярмарка в Велау была, пожалуй, самым большим событием в жизни Коринтов.
Кожа, которую отец намеревался там продать, грузилась на два грузовика. «Через два часа мы доехали до длинного деревянного моста, который почти весь был занят нищими», – пишет Коринт в своих воспоминаниях. – «Мать дала им милостыню, и мы проехали дальше… С отцом пошли на ярмарку... Она считалась самой большой в провинции, сюда привозили много русских лошадей». Целые улицы занимали тильзитские обувщики. Кроме того, в детской памяти навсегда осталось бесконечное множество ларьков с имбирными пряниками, сладостями и напитками.
«Мне снились Прегель, кирха и мой двор…»
Осенью 1866 года Ловис поехал в Кёнигсберг. Родители реализовали свой давний план и отправили его в Кнайпхофскую гимназию. Дали с собой пару жирных уток, мешок картошки – и к тётке на постой, на Магистерштрассе, 41. Началась жизнь на чужбине, к которой мальчик из Тапиау совсем не привык. Еще труднее пришлось в гимназии, где все ученики говорили на литературном немецком языке и смеялись над его диалектом. Поэтому помимо основной учёбы пришлось тратить много времени на изучение Hochdeutsch. «Меня всё время тянуло домой», – вспоминал Коринт свои гимназические годы. – «Мне снились Прегель, кирха, мой двор…» Однажды он хотел бросить всё и уехать, но тётка заперла в подвале. Пришлось ждать очередных каникул.
Вспомнил Ловис эпизод из гимназической жизни, как учитель пения заснул на уроке, а он его нарисовал. Внезапно проснувшись, учитель вопросительно посмотрел на Коринта. Мальчик растерялся, стал оглядываться… Учитель надавал пощёчин, но когда увидел свой портрет – размяк и посоветовал: «Становись портретистом». Рисунок, кстати, забрал на память. «Никогда ещё пощёчины не были столь приятны, как в тот раз», – вспоминал художник.
Когда Ловису исполнилось 13, умерла мать. Все заботы по его воспитанию легли на плечи отца, который больше всего на свете мечтал о том, чтобы сын получил хорошее образование. Поэтому, когда разглядел в сыне талант художника, продал усадьбу в Тапиау, переехал в Кёнигсберг и оплатил учёбу в местной художественной академии.
Не сложилось…
«Судьба улыбнулась», – писал Коринт. – «Я буду художником. Я был верен своей профессии и ни разу не помышлял об измене».
Основы живописи и историческую живопись в академии преподавал Отто Гюнтер, близкий друг отца. Он он был поклонником немецкого живописца Людвига Кнауса, мастера дюссельдорфской школы, и Марка Луи Бенжамина Вотье Старшего – немецкого живописца швейцарского происхождения. Манера их письма привлекала одно время и Коринта.
Вместе с Гюнтером и другими учениками Коринт съездил в Берлин и Тюрингию, побывал в мастерских именитых художников. В своём творчестве он сконцентрировался на портретах и пейзажах. И всё бы хорошо, но идиллию портил восточнопрусский пунш, который стал частым «спутником» молодых художников. Пили много. Некоторые однокашники Коринта покатились по наклонной, не смогли остановиться, спились и умерли.
Случай, когда Луис в очередной раз «накидался» с друзьями, заставил его задуматься. Будучи в сильном подпитии, студенты решили пойти за «добавкой» в Гамбинусхалле, что на Тухмахерштрассе.
Это низкопробное увеселительное заведение, где молодые академики были чуть ли не завсегдатаями, пользовалось в Кёнигсберге дурной славой. Хозяин был гостям всегда рад, трезвых принимал с распростёртыми объятиями, а пьяным не наливал. В ответ на попытку дебоша охранники одного за другим повышвыривали художников на улицу. Завязалась драка, закончившаяся арестом и камерой в полицейском участке.
В академии, конечно, узнали и про пьянку, и про пьяный дебош, и про арест, и про то, как одного из охранников заведения укусили за палец, другому чуть не оторвали ухо, а также про сопротивление представителю власти… Руководство академии боялось, что информация просочится в прессу. Гюнтер помогал, как только мог, чтобы уладить ситуацию. К «урегулированию конфликта» были привлечены очень влиятельные люди Кёнигсберга. В итоге дебоширы отделались штрафом. Для Коринта это стало хорошим уроком, а вот Гюнтеру пришлось покинуть академию. Он уехал в Веймар, устроив, прежде всего, своих любимых учеников по разным учебным заведениям, понимая, что спокойно доучиться им теперь не дадут.
Пробы кисти
Так в 1880 году по рекомендации Гюнтера Коринт попал в Академию изобразительных искусств в Мюнхене, где он создал свою первую полноценную картину, назвав её «Чёрный план». Критики поиздевались над ним из-за названия, пришлось переименовать в «Заговор» («Ein Komplott»). На Лондонском салоне 1884 года полотно получило бронзовую медаль. Затем, уже перебравшись в Антверпен, он создает одну из самых известных своих работ «Негр Отелло». Здесь же, в Антверпене, Ловиса настигло неприятное известие о смерти Гюнтера.
Его ученики опубликовали некролог в газете, что вызвало гнев руководства Кёнигсбергской академии, которое ненавидело его даже мертвым – «чисто по-восточнопрусски», как выразился Коринт в своей «Автобиографии».
В октябре того же года он поступил в частную Академию Жюлиана в Париже, где научился работать с обнажённым женским телом. Это учебное заведение было основано, как выразился Коринт, «одарённым спекулянтом», и оно существовало в основном на деньги иностранцев, которые здесь учились. Учителями Ловиса были Вильям Бугро и Тони Робер-Флёри.
Не добившись особого успеха во французской столице, через три года Коринт вернулся с 20 крупноформатными полотнами к отцу в Кёнигсберг. Но его преследовала мечта уехать в Берлин, что и произошло чуть позже... Жизнь в столице кипела. Здесь, в Берлине, он написал свой первый автопортрет. В следующем году Коринт вернулся домой в Кёнигсберг к тяжело больному отцу и успел написать несколько его портретов. 10 января 1889 года Ловис стал круглым сиротой.
В 1890 году заявленная на Парижский салон картина Коринта «Пьета» произвела фурор. Он отваживается вновь переехать в Мюнхен, где занимается популярным в то время творчеством на пленэре. Основным его произведением в том году стал крупноформатный, но не вызвавший энтузиазма у публики «Диоген». Затем Коринт создает «провокационную» серию картин со сценами на бойне, которые наконец-то впечатлили критиков.
«Автопортрет со скелетом», 1896.
В 1890-е Коринт был связан с «революционерами» в мюнхенском искусстве, которые встречались в обществе живописцев «Аллотрия». Из этого объединения выделился Мюнхенский сецессион, в который, кроме него, вошли Макс Либерман, Отто Экман, Томас Теодор Гейне, Ганс Ольде, Ганс Тома, Вильгельм Трюбнер, Франц фон Штук и Фриц фон Уде. Художник из Тапиау стал в Берлине «крупной величиной» и работал не покладая своих рук. Картина «Снятие с креста», написанная в 1895 году, стало первым произведением Коринта, которое было хорошо продано. В том же году на выставке в Стеклянном дворце она удостоилась золотой медали. Остальные работы не получили признания публики. Затем появился собственный «Автопортрет со скелетом», а также «Ведьмы», «Искушение святого Антония» и «Саломея», на которую он возлагал большие надежды. Но в выставке Мюнхенского сецессиона ей отказали.
Тогда Коринт решил переехать в Берлин, где давний друг Макс Либерман с Паулем Кассирером основали Берлинский сецессион. И здесь «Саломея», как впрочем и её автор, пришлись ко двору.
Берлинский сецессион (нем. Berliner Secession) – художественное объединение берлинских художников и скульпторов конца XIX века, отвергавших доминировавшее в то время академическое искусство.
Кроме «Саломеи» в Берлинской выставке участвовали две другие его картины – «Сусанна и два старца» и «Распятие». А в 1901 году картина «Персей и Андромеда» демонстрировалась на выставке Сецессиона у Пауля Кассирера рядом с полотнами Винсента Ван Гога, Вильгельма Лейбля и Арнольда Бёклина. Друзья помогли Ловису найти мастерскую на улице Клопштокштрассе и 14 октября 1901 года в ней открылась его художественная школа. Первой ученицей Коринта-преподавателя стала Шарлотта Беренд. Она была для Коринта не только ученицей и моделью, но и верной спутницей жизни. 26 марта 1903 года они поженились. А 13 октября того же года на свет появился их первенец Томас. Семья переехала на улицу Хендельштрассе. Шестью годами позже родилась дочь Вильгельмина.
Карьера
Дела шли как нельзя лучше. Вскоре Коринта избрали в правление Сецессиона. Он очень много работал. «Портрет поэта Петера Хилле», «Самуил проклинает Савла», «Грации» и «Автопортрет с моделью» выставлялись в Сецессионе в 1902 году – вместе с полотнами Эдуара Мане и Эдварда Мунка.
«Автопортрет с Шарлоттой Беренд и бокалом шампанского», 1902.
На ежегодней выставке 1903 года Коринт представил свою «Девочку с быком» и «Борьбу Одиссея с нищим», в 1904-м были написаны «Тини Зендерс» и «Положение во гроб». В том же году Кассирер провёл в собственной галерее выставку француза Поля Сезанна, которая произвела на Коринта сильное впечатление. Появились новые работы: «Детство Зевса», «После купания», «Рудольф Риттнер в виде Флориана Гейера», «Пленение Самсона», «Великие мучения», «Автопортрет со стаканом», вызвавшая нешуточные пересуды «Лежащая обнажённая», «Сусанна в купальне», «Орфей»…
Ловис Коринт считался одним из самых популярных и влиятельных живописцев Берлинского сецессиона. Его картины хорошо продавались.
В 1911 году президент Макс Либерман и члены правления Макс Слефогт и Пауль Кассирер ушли в отставку. Новым управляющим Сецессиона был избран Коринт.
Но вскоре у него случился инфаркт, после которого он был вынужден проводить больше времени на курорте Нинхаген близ Бад-Доберана. Однако, не прекращал писать. В 1912 году из под его кисти появился «Ослеплённый Самсон». Начавшаяся в 1914-м Первая мировая война вошла в его творчество картинами «Каин» и «Портрет гросс-адмирала Альфреда фон Тирпица».
В марте 1918 года Берлинский сецессион устроил выставку по случаю 60-летия Ловиса Коринта. В это время Берлинская государственная галерея приступила к созданию коллекции его работ, а Берлинская академия художеств присвоила живописцу звание доктора.
Уединение
После окончания войны и в связи с последовавшими за ней событиями в политической жизни страны в 1919 году Коринт с женой уединяются в деревушке Урфельд на озере Вальхензее, где Шарлотта купила землю и построила дом. Здесь он писал пейзажи, портреты, натюрморты… Картины продавались, как горячие пирожки. Художник признавался, что столько работ ему еще никогда не приходилось продавать. Их буквально срывали с мольберта.
15 марта 1921 года Коринту было присвоено звание почётного доктора кёнигсбергской Альбертины.
В последующие годы появились его холсты «Красный Христос», «Флора», «Троянский жеребец», «Карменсита» и портреты детей – Томаса и Вильгельмины. По памяти Коринт написал портреты своих друзей и коллег – Бернта Грёнвольда, Леонида Пастернака, Георга Брандеса. Его последней большой работой стал «Ecce Homo». Он закончил её перед самым отъездом в Дюссельдорф и Амстердам, состоявшимся 16 июня 1925 года. Были планы вновь посетить лучшие местные музеи...
Но через месяц Ловиса Коринта не стало. Он умер в Зандворте близ Амстердама от воспаления лёгких. Шарлотта перевезла тело мужа в Берлин и похоронила на Юго-Западном кладбище в Штансдорфе.
Во времена Третьего рейха работы Ловиса Коринта были признаны «дегенеративным искусством».
Хорошие подборки работ Ловиса Коринта имеются на wikiart.org и museumsyndicate.com.
