С Днём рождения, самый известный житель нашего города!

Чувство благодарности может принимать разные формы, самая необременительная и потому, увы, распространённая из которых – произнесение по разным торжественным поводам дежурных фраз, сдобренных двумя-тремя общеизвестными цитатами философа.

И фразы, и цитаты от частого употребления стираются, лишаясь содержания, за их однообразным нагромождением теряется облик реального человека. Самый известный житель города оказывается неизвестным.

Слушая очередные торжественные слова о величии Канта и его значимости для современного города, глядя на очередные дорогостоящие прожекты по увековечению его имени, невольно задаёшься вопросом – а не предпочёл бы сам Кант судьбу своего друга и философского противника Иоганна Георга Гамана, тоже великого кёнигсбергского философа, память о котором в Калининграде скрыта от досужей публики? Из того, что мы знаем о Канте, очевидно, что скромность была постоянной чертой его личности, уважение к которой и есть первый долг благодарности.

Эмануил Кант родился, разумеется, в 1724 году в Кёнигсберге – но впредь мы постараемся обходить общеизвестные факты в пользу малоизвестных. Например, не слишком известен тот факт, что первые двадцать с лишним лет своей жизни Кант носил имя Эмануил, изменив его по собственному желанию лишь к 1746 г. Молодой Кант, хорошо изучивший к тому времени древние языки, считал, что «Иммануил» точнее передаёт звучание древнееврейского выражения «с нами Бог», от которого было образовано его имя. Его он получил без всяких фантазий сообразно церковному календарю от своих родителей, потомственного шорника Иоганна Георга Канта и Анны Регины, урождённой Рейтер. Происхождение и род занятий родителей Канта означали, что он сам мог рассчитывать стать шорником, священником либо, в лучшем случае, прусским чиновником. Как и в сегодняшнем Калининграде, в тогдашнем Кёнигсберге карьера чиновника часто рассматривалась как – при известной ловкости – сравнительно необременительный способ снискания достатка и положения.

Ловкость в семье Кантов исключалась: набожность матери, строгое воспитание, активная погружённость семьи в жизнь местной пиетистской общины с раннего детства направляли Канта на путь священника.

Живя в ремесленной слободе неподалёку от нынешнего перекрёстка Ленинского проспекта и улицы Полоцкой, Кант в восемь лет начал учёбу в маленькой школе при госпитале, где единственным учителем был местный священник. Начало обещало немногое, однако способности Канта были замечены одним из лидеров местных пиетистов и покровителем семьи Францем Шульцем, который поспособствовал его поступлению в престижную гимназию «Фридрихс-Коллегиум», готовившую к учёбе в университете и дальнейшей карьере в церкви либо на государственной службе. О годах, проведённых в гимназии, Кант вспоминал с неизменным отвращением. Виной тому была религиозная атмосфера: пиетизм предполагает глубокое и эмоциональное отношение к вере, и учителя прилагали ревностные усилия, чтобы «пробудить» его в учениках. После такого воспитания Кант всю жизнь появлялся в церкви лишь когда обстоятельства не позволяли уклониться. Но несмотря на психологическое давление, учился Кант безупречно. Особенно убедительными были его успехи в латыни, а римские классики на всю жизнь стали его излюбленным чтением.

Неизвестно, на какую специальность Кант поступил в университет в 1740 году – напротив его фамилии забыли указать факультет (да и фамилию написали неправильно – «Кандт»).

Но это не столь важно, потому что образование в то время начиналось для всех одинаково, с философии. Уже к окончанию первого курса Кант имел твёрдое намерение с ней не расставаться.

Намерение это он осуществил сполна.

Поступление в университет означало для Канта изменение статуса, из числа ремесленников он переходил в круг людей науки, теперь его жизнь регламентировалась не цеховой общиной, а университетом. Отныне его окружали маститые профессора, энергичные доценты и весёлые студенты. Кант с радостью влился в их компанию, однако, по воспоминаниям его тогдашних друзей, не особенно увлекался попойками, фехтованием и другими студенческими затеями. К старшим курсам он снискал авторитет среди младшекурсников, которым помогал со сложными предметами. Для Канта это был также и способ заработка, в котором он в те годы сильно нуждался: отец его болел, и ему приходилось рассчитывать лишь на собственные силы и на помощь брата матери, к тому времени давно умершей. Друзья вспоминали о кантовской стеснённости в средствах и о том, как спокойно он её переносил.

Ситуация стала для Канта совсем сложной в 1748 году, когда отец его умер, и ему пришлось взять на себя заботу о младших сёстрах и брате. Кант едва успел окончить университет и, ещё не защитив диссертацию, вынужден был стать домашним учителем. Сначала его нанял пастор Андерш, отец пятерых сыновей, живший в деревне Юдтшен, нынешней Веселовке, расположенной в 120 километрах от Кёнигсберга. В Юдтшене Кант провёл около трёх лет, после чего переехал в Гросс Арнсдорф, нынешнее Ярнольтово в Польше, чтобы учительствовать в семье Фридриха фон Хюльзена.

В Кёнигсберг он вернулся только в августе 1754 года, проведя за его пределами около шести лет, поэтому нам придётся распрощаться с мифом о Канте-домоседе.

Эти шесть лет были наполнены учёным трудом: Кант писал свои первые произведения, очевидно, намереваясь найти работу в университете. Самая первая его работа была опубликована в 1749 году и содержала глубокомысленные метафизические рассуждения. Однако затем Кант обратился к естественным наукам. Сразу несколько его работ середины 1750-х были посвящены космологии, а одна из них, «Всеобщая естественная история и теория неба», содержала гипотезу о происхождении небесных тел, позднее получившую название «гипотезы Канта-Лапласа». Мы можем сказать, что молодого Канта звёздное небо явно интересовало больше, чем моральный закон.

Размышления о небесных телах не мешали Канту погружаться в светскую жизнь города. Вскоре по прибытии в Кёнигсберг он вошёл в постоянный круг общения семьи графа Генриха фон Кейзерлинга, одного из крупных аристократов Кёнигсберга, имевшего тесные связи с Россией, сначала в качестве домашнего учителя, а затем и друга и собеседника. Жена графа Каролина в 1754 году нарисовала первый сохранившийся портрет Канта, а он всю жизнь называл её своим идеалом женщины. С этого времени за Кантом начинает складываться репутация «элегантного магистра» – светского учёного, салонного интеллигента, способного придать глубину непринуждённым беседам на занимающие кёнигсбергскую публику темы.

Понятие «элегантности» в отношении мужчины той эпохи, помимо прочего, непременно указывало на его обходительность с дамами. Кант демонстрировал такую обходительность не только с Каролиной фон Кейзерлинг. Например, некая Шарлотта фон Клингспор уже в семидесятые годы в письме благодарила Канта за когда-то подаренную ей поэму Кристофа Виланда, имевшую не только философское содержание.

Известны по крайней мере два случая, когда Кант всерьёз обдумывал женитьбу, в обоих, однако, решив отказаться от этого обременительного шага.

Без сомнения, в судьбе Канта сыграло роль и то обстоятельство, что незнатное происхождение делало невозможным женитьбу на женщине из той среды, где он вращался. Только со временем Кант превратился в известного нам старого холостяка, ронявшего в текстах недоброжелательные банальности в отношении противоположного пола.

В 1755 году Кант защитил подряд две диссертации, и это дало ему право преподавать, чем он и занялся с большим энтузиазмом. Интересно, что наряду с «Логикой» и «Метафизикой» наиболее востребованным кантовским курсом оказалась научно-популярная «Физическая география», которую за свою карьеру он прочёл сорок девять раз. Не будучи, как мы знаем, домоседом, Кант, конечно, не был и заядлым путешественником, однако обширное чтение, память и воображение позволяли ему предлагать аудитории яркие лекции о дальних странах и их обычаях.

Другим популярным кантовским начинанием – увы, не состоявшимся и потому практически неизвестным – был учебник физики для детей. Идея такого учебника появилась у него в конце 1750-х, он обсуждал её и приглашал в соавторы Гамана. Это была бы кёнигсбергская «команда мечты», но Кант и Гаман придерживались слишком разных взглядов: Кант намеревался следовать Ньютону и изложить детям основы механицизма, Гаман же был креационистом и предостерегал Канта от «развращения умов».

И Кант, и Гаман принадлежали к сообществу местных литераторов, включавшему также Иоганна Готтхельда Линднера, профессора поэзии, Теодора Готтлиба фон Гиппеля, юриста и впоследствии бургомистра Кёнигсберга, Иоганна Георга Шеффнера, чиновника. Сообщество это простиралось за пределы Кёнигсберга, имея связи с Ригой, Берлином, Петербургом. Много времени Кант проводил и в обществе офицеров – русских, когда в течение четырёх с лишним лет Кёнигсберг принадлежал Российской короне, затем прусских. Давая частные уроки, Кант постепенно обрёл друзей в лице генералов Майера и Лоссова, в имении последнего он даже гостил несколько месяцев. Были у Канта друзья и среди коллег – например, профессор Кипке, которому со временем так опротивело преподавание, что он вместо него стал выращивать на продажу лук и морковь, или профессор Функ, чья безвременная смерть в 1764 году сильно потрясла Канта.

«Элегантный» этап жизни Канта продолжался до середины 1760-х, то есть примерно до сорокалетнего возраста. В это время мы не встретим в его жизни следов будущей знаменитой упорядоченности:

да, он много времени проводил за письменным столом, читал лекции, но начиная с обеда его внимание было посвящено друзьям, вечера – картам и бильярду, и не раз случалось, что магистр Кант с трудом находил дорогу домой.

Всё это стало меняться с середины 1760-х, когда Кант познакомился с британскими купцами, жившими в Кёнигсберге. Один из них, Джозеф Грин, стал его лучшим другом. История гласит, что их дружба началась довольно драматически: не будучи знакомыми, они оказались втянутыми в политический спор о праве североамериканских колоний на самоопределение, Кант поддержал будущие Соединённые Штаты, в ответ Грин вызвал его на дуэль, но Кант сумел так обосновать свою позицию, что спорщики помирились и стали друзьями. Жизнь Грина была подчинена тщательно продуманной системе правил, или «максим», поэтому дружба с ним требовала большой пунктуальности. Известен анекдот о том, как Кант, условившись с Грином о прогулке в коляске, опоздал на несколько минут и, спеша к дому друга, увидел, как тот проехал мимо, даже не повернув головы в сторону кричавшего и махавшего руками Канта.

Грин, опираясь на теории хорошо известных ему британских и французских философов, считал, что человек может быть свободным и обладать подлинным достоинством лишь в той мере, в какой не плывёт по течению событий, а следует им самим установленным правилам. Это убеждение передалось и Канту. Постепенно и он подчинил жизнь строгому распорядку, карты и ночные пирушки стали первыми жертвами которого, а походы в театр оказались среди последних. Только теперь облик Канта принял обычно приписываемые ему черты, и, начиная примерно с 1770 года, философ приступил к написанию своих прославленных «критических» произведений. Но эта история достаточно хорошо известна.

Время задаться вопросом: что нам, простым калининградцам, с того, что в этом городе когда-то жил Иммануил Кант?

Читать ли нам всем сразу «Критику чистого разума», или начинать с «Пролегомен ко всякой будущей метафизике»? Что из жизни и учения Канта может сослужить пользу нам? Мы слышим голоса скептиков, зачем-то переносящих свои насмешки над официозным «кантопоклонничеством» на фигуру самого философа, голоса называющих себя «патриотами», обеспокоенных тем обстоятельством, по их мнению важнейшим, что Кант был немцем. И те, и другие лишь множат избыточную суету. Прежде всего нашему городу крупно повезло. Он славен не именем какого-нибудь знаменитого тирана или полководца, и вовсе не именем того деятеля, в сомнительную честь которого сейчас назван. Его главный житель не любимец фортуны, вознесённый к славе случаем, а человек, создавший себя сам, кропотливой работой мысли и последовательным усилием воли поднявшийся к высотам духа с мало что предвещавшей стартовой позиции. Канта не беспокоила провинциальность города, он, сын шорника, взял и поместил его на карту мировой культуры. Если пытаться назвать центральную идею его философии, то это будет не «вещь в себе» и не «категорический императив», а всякому понятная идея человеческого достоинства, реализуемого в свободном и сознательном выборе уважительного отношения к себе и к другим. Нельзя не признать, что эта идея во все времена достойна почитания. А почтить память Канта мы могли бы, например, провозгласив, что его город – это место, где к каждому человеку относятся как к цели, а не только как к средству. И постаравшись, чтобы как можно чаще это соответствовало действительности.