/ Кёнигсберг

«С раскрытым зонтиком под Ниагарой»

«Это невыразимое величие закатов солнца с высокого берега … Этот металлический звук волн! Восторженная любовь к морю росла, особенно в те восприимчивые годы», – писала в своём дневнике Кэте Кольвиц. Она до конца дней вспоминала этот уголок Восточной Пруссии – немноголюдный Раушен (ныне – Светлогорск), расположившийся на побережье Балтики. Здесь, в загородном доме своего дедушки Юлиуса Руппа, Кэте провела самые счастливые дни своего детства. Она приезжала сюда и позже, будучи взрослой, когда невыносимо хотелось в одиночестве полюбоваться великолепием моря.

Кэте появилась на свет 8 июля 1867 года в Кёнигсберге и была пятым ребёнком в семье. Отец – Карл Шмидт, получив замечательное юридическое образование, неожиданно для окружающих предпочёл стать строителем. Кардинальной перемене взглядов поспособствовала женитьба на Катарине, дочери небезызвестного в Кёнигсберге Юлиуса Руппа – теолога, историка и философа. В 1842 году он был назначен военным священником и вскоре стал известным проповедником. Однако в 1844 году лишился сана из-за своих прогрессивных взглядов. Не раз Рупп подвергался штрафам и даже тюремному заключению. Соответственно, атмосфера, в которой росла Кэте, повлияла на формирование ее мировоззрения. Позже она сожалела о том, что невнимательно слушала проповеди деда и в отличие от своего брата Конрада никогда не просила его объяснить то, чего не понимала.

 

Детство

Кэте смутно помнила комнату, в которой рисовала, но гораздо отчётливее – сады и дворы, где играла с друзьями, маленький палисадник и большой двор, который доходил до самого Прегеля, мостки для полоскания белья… Со среднего двора, мимо дома, шла дорожка на улицу Вайдендамм. «Повозки и лошади, которых тогда держал отец… Кирпичи, которые баржи привозили в наш двор, затем доставлялись в повозках на место стройки …

Медленно тащились они одна за другой, пыльные, скрипучие, – жалкие клячи, неуклюжие возчики», – такими виделись улицы Кёнигсберга впечатлительной девочке.

В детстве её постоянно мучили  внезапные приступы – то упрямства, то печали, которые сменялись беспричинным страхом, затем диким рёвом, которого боялись все её родные. Состояние душевного дискомфорта усугубил переезд семьи с Вайдендамм (ул. Октябрьская) на Кёнигштрассе (ул. Фрунзе) в один из построенных отцом домов: «В этом доме мать в больших мучениях родила своё последнее, любимое дитя, которого назвали по желанию отца Вениамином. Этот мальчик прожил всего год и умер, как и первые двое, от менингита».

Смерть младшего брата 9-летняя Кэте пережила очень тяжело. Страхи усилились. Она боялась, что умрут отец, мать и она сама. Семья Шмидт решилась на очередной переезд – на Принценштрассе (ул Лазаретная). Карл оставил работу строителя и стал проповедовать в Свободной общине. Последующие годы оказались для Кэте еще более тяжёлыми. У неё начались ночные кошмары, которые очень тревожили родителей. Один из них она описывает в своём дневнике: «В углу детской лежит большой свернутый пароходный канат. Он начинает растягиваться, раскручиваться и бесшумно заполнять всю комнату. Я хочу позвать мать и не могу. Серый канат заполняет всё… Состояние беспредметного страха знала я ещё долгие годы…»

 

«Талант обязывает»

Эти слова любил повторять дедушка Юлиус. В семье Шмидт рисовать любили все дети. Но не все рисовали так, как Кэте. Отец почти сразу заметил, что у дочери есть способности к рисованию и очень «хотел сделать» из неё художницу. Он предполагал, что не слишком привлекательной Кэте любовь не помешает серьёзно заниматься творчеством. В 1881 году нашёл для неё первого учителя – гравёра по меди Рудольфа Мауэра, затем перевёл её к Эмилю Найде, художнику-монументалисту – преподавателю Кёнигсбергской академии художеств. Поскольку девушек в академию не принимали, пришлось довольствоваться частными уроками.

Если заниматься рисованием Кэте Шмидт могла с утра до вечера, то с обучением в школе дела обстояли, мягко говоря, неважно: «Руководительницей была чахоточная дама, учительницы не отличались выдающимимся качествами». Девочке нравились только уроки истории и литературы.

После занятий, в вечерние часы, Кэте с сестрой Лизой любили бродить по городу. Единственное место, где родители запрещали гулять дочерям, был пользовавшийся сомнительной репутацией Кёнигсгартен. Но маршрут не всегда позволял обойти его стороной. Каждый день девушки открывали для себя что-то новое: новые уголки и маленькие улочки Кёнигсберга. Они гуляли по Королевскому саду с кульком вишен или слив в руках. «Больше всего привлекали улицы, ведущие к гавани, самый людный район торгового города. Отдыхали в лугах на берегу Прегеля, а потом возвращались к порту… И как занятно стоять на мосту через Прегель, когда его разводят, чтобы пропустить высокие суда», – пишет Кэте в дневнике. – «...Мы снова стоим и смотрим на грузчиков, на погрузку и разгрузку судов… На палубах – грузчики, в тулупах, с ногами, обмотанными тряпками. Русскими или литовцами были эти добродушные люди… И если мои последующие работы долгое время черпались только из жизни рабочих, то этому способствовали наши блуждания по тесным рабочим районам торгового города».

Кольвиц очень жалела потом, что ей не удалось остаться в Кёнигсберге до тех пор, пока она не исчерпала весь тот богатый материал, который можно было использовать.

Другим увлечением Кэте было чтение. Она обожала Гёте. По вечерам в семье читали вслух, в доме нередко звучали стихи участника революции 1848 года Фердинанда Фрейлиграта. Его поэзия давала Кэте пищу для творчества – в 16 лет она проиллюстрировала стихотворение «Переселенцы». Это была первая серьезная работа юной Шмидт, которую по желанию отца в 1885 году она положила перед своим очередным учителем – Штауффер-Берном, известным швейцарским художником и большим мастером гравюры, преподававшим в Берлине.

 

Свой путь

Чтобы понять, будет ли от учебы в женской художественной школе толк, отец отпустил дочь в столицу только на один год. Лучше всего Кэте удавались рисунки. Учителя говорили, что она распоряжалась человеческим телом с той свободой, которая выдает сформировавшегося художника. А вот с живописью дело не шло.  Преподаватель Штауффер-Берн, который сразу понял, что работа с цветом ей даётся с трудом, сумел подобрать ключик к таланту «порывистой девушки из Кёнигсберга».  

Пробный год подошел к концу. Кэте вернулась в Кёнигсберг и обручилась с другом брата Карлом Кольвицем. Отец, усмотрев угрозу своим планам в отношении дочери, отправил её в Мюнхен, где вовсю кипела революционная жизнь. Студенты увлекались творчеством Эмиля Золя. Тема романа «Жерминаль» увлекла девушку, и она взяла её для своей одноименной композиции: «Впервые почувствовала я себя утверждённой на моём пути, большие перспективы открылись перед моей фантазией, и ночь была бессонной от предчувствия счастья… Я знала теперь мой путь…». Так родилась великая немецкая художница Кэте Кольвиц.

 

В Берлин, замуж

Вскоре и с Мюнхеном пришлось расстаться. Кэте снова вернулась в Кёнигсберг. За время её путешествия  жених уже выучился на врача и практиковал в Берлине. 13 июня 1891 года Кэте Шмидт стала наконец-то женой Карла и переехала к нему в столицу. Молодая семья сняла квартиру на Вайсенбургерштрассе, 25. Здесь сбылась и мечта Кэте Кольвиц: у нее теперь была своя мастерская – совсем рядом с врачебным кабинетом мужа. Художница занялась офортами. Однако работу пришлось прервать из-за рождения первенца, которого назвали Гансом. А через четыре года, в 1896-м, появился второй сын – Петер.

В перерыве между родами – выставки. Впервые широкой столичной публике её представил критик Юлиус Элиас.

Молодая художница, вдохновлённая романом Хауптмана, работала уже над «Ткачами». Работа продолжалась почти пять лет. Шесть листов, шесть композиций. Название каждой коротко, в одно слово: «Нужда», «Голод», «Совещание», «Поход», «Штурм», «Конец». Правда, заслуженную Золотую медаль за эту серию Кольвиц получила не сразу – король был против.

В 1902 году Кольвиц приступила к работе над «Крестьянской войной». Во время работы над циклом она получила от художника Макса Клингера премию «Вилла-Романа», которая позволяла одаренным людям в течение целого года бесплатно жить и работать  во Флоренции в его доме. Ганс Кольвиц, сын художницы, пишет об этой поездке в своих воспоминаниях: «… она вместе со своей подругой, госпожой Стан Хардинг-Крайль, совершила путешествие пешком до Рима через апеннинские деревни и безлюдную Маремму, – две женщины, без сопровождающих… Воодушевлённые этими странствиями, они совершили во время каникул следующего года путешествие по Тюрингии и Франконии. А еще год спустя – по Восточной Пруссии и Куршской косе».

С 1909-го тематика произведений Кэте Котльвиц начала меняться. Она чаще стала обращаться к теме матери и ребёнка, затем – современности. В 1909–1912 появляются офорты «Раздавили ребёнка», «Мать с ребёнком на руках», «Мать – дитя – смерть». Как предчувствие… В это же время Кольвиц пишет один из лучших своих автопортретов. И последний, на котором она  улыбается.

 

Первая мировая

Сыновья подрастали. Старший, Ганс, уехал во Фрайберг изучать медицину, Петер неожиданно потянулся к живописи, мечтал об учёбе… Но 1 августа 1914 года все планы рухнули.

Прощальный вечер. Кэте больше никогда не увидит сына. 12 октября полк, в котором служил Петер, был отправлен на фронт. В ночь с 22 на 23 октября он погиб.

27 августа 1916 года в своем дневнике Кольвиц написала: «Моё неудержимо противоречивое отношение к войне… Откуда это проистекает? Из-за жертвенной смерти Петера. … И вот война длится уже два года, и пять миллионов молодых мужчин убито… Существует ли что-нибудь, что оправдает это?.. Семена, предназначенные для посева, не должны быть перемолоты».

В 1919 году Кэте Кольвиц стала первой женщиной – членом Прусской академии искусств.

Художница много работала, пытаясь избыть горе своей потери. После смерти Петера она взялась за небывалую для себя работу – памятник сыну. Она писала: «Это изумительная цель, и ни один человек не имеет большего права сделать такой памятник, чем я». Но работа не заладилась. Кэте никак не могла найти натуру для образа матери. Решение нашлось неожиданно:  «…пришёл мне на ум мой автопортрет в гипсе, который почти три четверти года стоит в ателье нераскрытым. Я развернула его, и тут у меня как будто пелена упала с глаз, я увидела, что моя собственная голова может быть хорошо использована…» От первых набросков до завершения памятника прошло почти два десятилетия. Лишь в 1932 году он будет установлен на кладбище в Роггевельде в Бельгии.

Кольвиц очень часто рисовала себя. Известно, по крайней мере, около 90 её автопортретов. Для реализации своих творческих замыслов она обычно пользовалась чертами собственного лица – суровыми, с резко выделяющимися скулами и тяжеловатым подбородком.

В 1927 году сбылась давняя мечта Кэте. Её с мужем пригласили в Москву, где ранее проходила выставка её работ, на торжественное празднование десятилетия Октября. Символично, что Кэте отметила и своё 60-летие в Москве. 10 дней счастья. За считанные месяцы до утверждения гитлеровского господства она создала плакат рабочей солидарности – «Мы защищаем Советский Союз!» Позже коммунистические приветы, хвалебные оды в советской прессе, как, впрочем, и её собственные симпатии к СССР и выступления только чудом не привели художницу в концлагерь. Допросов в гестапо она, естественно, не избежала.

 

Канун…

1932 год. Запись в дневнике Кольвиц: «Начало третьей империи… Полная диктатура… Аресты и обыски». После антифашистской демонстрации в Берлине Кэте подписала воззвание к объединению левых сил. Последствия не заставили себя ждать. 15 февраля профессора Кэте Кольвиц и немецкого писателя-антифашиста Генриха Манна попросили добровольно выйти из Прусской академии искусств. В знак солидарности к ним присоединился советник архитектуры Мартин Вагнер. Пострадали и близкие Кэте: муж лишился врачебной практики, Ганса уволили из больницы.

В 1935-м появился большой цикл литографий – «Смерть». Это было её последнее большое произведение, ставшее практически прощанием с искусством.

В тот период в Германии наступление на любые нестандартные проявления проводилось под маркой борьбы с «вырождающимся искусством», к которому относили всё, что не прославляло высшую расу и её подвиги. Клеймя «вырождающееся искусство», фашисты не стеснялись поживиться произведениями «вырожденцев»: Геринг, например, присвоил себе 14 произведений, конфискованных у музеев. Среди них – 4 Ван Гога, 4 Мунка, 3 Марке, 1 Гоген, 1 Сезанн и 1 Синьяк. На одном из аукционов он получил впоследствии за проданные картины 165 тысяч имперских марок…

Вся эта мюнхенская вакханалия происходила в июле 1937 года. Упоминать имя 70-летней Кольвиц в газетах и журналах было запрещено. Запрет распространялся и на её выставки. Но она не прекращала работать.

После «Ночи острых ножей» Кэте создаёт новую работу: «Только руки – четыре сжатые руки, так как всякое изображение человека не принято для надгробных камней на еврейском кладбище».

В 1939 году – ещё одно потрясение для людей искусства: фашисты сожгли в Берлине более тысячи картин и почти четыре тысячи акварелей, рисунков и графических работ, в том числе довоенные произведения Отто Дикса и известные листы Кэте Кольвиц.

Судьба не свела её с активными борцами Сопротивления. Близкими ей стали люди, противостоявшие фашизму тихо, но упорно. Те, кто «стояли с раскрытым зонтиком под Ниагарой», как сказал однажды писатель Хауптманн.

 

Потери

Они преследовали Кэте Кольвиц одна за другой. Ушли из жизни родные люди. 19 июля 1940-го умер муж Карл. 22 октября 1942 года под Ржевом погиб внук Петер. Один за другим уходили в мир иной и её сверстники. Силы уставшей от горя хрупкой женщины заметно пошли на убыль, пишет в своих воспоминаниях Ганс Кольвиц, и как-то сразу пришла беспомощная старость. В 1943 году Кэте эвакуировалась в Нордхаузен, а затем по приглашению принца Эрнста Генриха Саксонского переехала в Морицбург, где и умерла 22 апреля 1945 года. Её последними словами были «Привет всем».

«Она была самой неудобной художницей эпохи украшательного искусства. Её искусство было единичным протестом против общественной лжи, но только немногие среди молодых людей сегодня знают, какого мужества это стоило», – писал о ней Арнольд Цвейг.

 

Источники:

Кэте Кольвиц. Дневники. Письма. Воспоминания современников.

Великие художники XX века. Бoгдaнoвa Г.Б.

Briefe der Freundschaft und Begegnungen. H.Kollwitz.

Кэте Кольвиц. Софья Пророкова (ЖЗЛ).

Sechzig Jahre Freundschaft mit Kaethe Kollwitz. B.Bonus.