/ Кёнигсберг-Калининград

Великий романтик Э.Т.А. Гофман

На месте, где стоял дом его родителей, сейчас камень с надписью о факте рождения в чинном Кёнигсберге 1776 года, городе истинно прусской умеренности и аккуратности, одного из самых неумеренных талантов эпохи литературного романтизма.

Через 180 лет, в знаменитую  московскую оттепель, один из его почитателей размышлял: «Он появился, мне кажется, ни на кого не похожим. Он не только фантаст, но полон жанром, бытом, подлинностью. Иногда он путается. Говорят, что он писал пьяным». Автор этих строк, создатель знаменитого сказочного романа «Три толстяка» Юрий Олеша (кстати, тоже небезгрешный по части алкоголя), задавался вопросом:

«Кто он был, этот безумный человек, единственный в своем роде писатель в мировой  литературе, со вскинутыми бровями, с загнутым книзу тонким носом, с волосами, навсегда  поднявшимися дыбом? Есть сведения, что пиша, он так боялся того, что изображал, что просил жену сидеть с ним рядом».

Жизнь Эрнста Теодора Амадея Гофмана, родившегося в семье адвоката  королевского суда Кристофа Людвига Гофмана, женатого на собственной  двоюродной  сестре Луизе Альбертине, урожденной Дёрфер, кажется, не задалась изначально. Родительская семья не была островком чинного добропорядочного супружества. Уже через три года после рождения Эрнста Теодора дело пришло к разводу – факту в то время редкому. Детей  поделили: старшего сына оставили воспитывать отцу, а будущий романтик с  матерью переехал в дом бабушки Дёрфер.

Таланты странного ребенка начали проявляться сызмальства. Один за другим. Сначала – художественный: мальчик явно проявлял способности к  рисованию. Затем – музыкальный: юный Гофман самостоятельно научился  играть на нескольких музыкальных инструментах, демонстрируя идеальный  слух, бездонную память и пугающую родственников впечатлительность. В 14 лет он начинает брать уроки музыки и композиции у соборного органиста Подбельского и одновременно – рисования у живописца Земана.

Наконец, уже в юношеском возрасте им овладевает страсть к писательству.

В 19 лет он в кратчайшие сроки (Гофман всю жизнь будет писать, а затем и диктовать свои произведения очень быстро) сочинил два не дошедших до потомков  романа в подражание своим тогдашним литературным кумирам – Жану Полю и Руссо.

В шестнадцать Гофман поступил, по семейной традиции, на юридический  факультет Кёнигсбергского университета. В семнадцать – обзавелся  любовницей: замужней дамой старше его девятью годами. Роман с ветреной  Дорой  Хатт, дарившей свою благосклонность помимо юного студента и  другим поклонникам, со скандалами, стычками с соперниками (слава богу, словесными), попытками уехать из Кёнигсберга куда глаза глядят – тянулся четыре года. Во время единственной удавшейся попытки отъезда Гофман дебютировал в качестве профессионального живописца: в силезском Глогау (ныне Глогув в Польше) он на пару с тамошним мастером расписал стены  католического храма.

После  окончательного разрыва с Дорой будущий классик, к тому времени уже сдавший первый выпускной экзамен и работавший судебным следователем, чтобы заглушить сердечную боль, скоропалительно заключил помолвку с одной из своих двоюродных сестер. В тот год (1797) умер его отец  – всего на год переживший покинутую им жену. А Гофман, сдав в  следующем году второй экзамен по юриспруденции, после активных хлопот получил назначение в столицу королевства, где жили родственники по материнской линии. У них он и остановился, начав службу в должности референта апелляционного суда. Молодой юрист продолжал готовиться к  третьему, последнему юридическому экзамену, который успешно сдал через полтора года.

Помимо службы в суде и прилежного штудирования законов,  он жил творчеством – сочинял зингшпили: музыку к пьесам, обильно оснащенным вокальными номерами.

К сожалению, судьба его поначалу не баловала: театры не спешили видеть на своих сценах произведения  музыканта-любителя, пусть и прилежно бравшего уроки у известных композиторов и состоявшего в дружбе с знаменитым Карлом Вебером.

После третьего экзамена, окончательно утвердившего членство Гофмана в юридической корпорации, он получил назначение в Познань. Полтора года  службы в познаньском окружном суде закончились грандиозным скандалом: по рукам начали гулять исполненные им карикатуры на представителей  местного бомонда, включая – страшно сказать – непосредственных начальников. В качестве наказания Эрнста Теодора спешно перевели в  маленький город Плоцк под Варшавой. Нет худа без добра: наказание принесло строптивцу личное счастье: в Кёнигсберг полетело письмо, объявляющее о разрыве помолвки с кузиной, а влюбившийся Гофман женился на польке Михалине Тжачиньской, которую он ласково называл Мишей (не предполагая, что по-русски это – мужское имя).

В январе-феврале 1804 года Гофман последний раз в жизни посетил  родной город – встретился с друзьями, навестил дочку неверной любовницы – Мальхен Хатт, мать которой к тому времени уже скончалась, и уехал в Варшаву, где получил должность. И не только.

Его пригласили участвовать в художественном оформлении
одного из новопостроенных дворцов, на  торжественном открытии которого
он дирижировал собственной  симфонией.

В местном театре впервые поставили его музыкальную пьесу. Миша подарила мужу дочку, названную Цецилией. Итак, все шло к лучшему. Все, кроме европейской политики.

В тот удачный для Гофмана год Наполеон начал войну с Австрией и, разгромив австро-российскую армию под Аустерлицем, вскоре вторгся в Пруссию. Оккупировав королевство, французы прекратили деятельность  всех прусских государственных чиновников. Гофмана уволили. Начались безуспешные попытки заработать на сносное существование  художественными талантами, вынужденная разлука с женой и дочерью, спасавшимися от нищеты у родственников в Познани, переезды в поисках заработка – Берлин, Глогау, Бамберг, болезни, печальная  весть о смерти двухлетней крошки Цецилии… И еще бедствие – любовь. Страстное, неразделенное чувство к юной Юлии Марк, которой он давал уроки пения. Любовь, едва не приведшая к краху семейную жизнь Гофмана, доводившая  его до безумия, до мысли о двойном самоубийстве с возлюбленной, по примеру  таким образом  ушедшего из жизни годом раньше драматурга и  новеллиста Генриха фон Клейста.

От отчаяния Гофман обратился к писательству. Его первые романтические  новеллы публиковались в берлинской «Всеобщей музыкальной газете». В  1814 вышел двумя томиками первый сборник фантастической прозы «Фантазии в манере Калло». Еще через год был напечатан мрачный роман «Эликсиры сатаны».

Наконец, с успехом прошла премьера сказочной оперы «Ундина»,
а его композиторский талант отметил сам Бетховен.

Но мечты занять должность капельмейстера в оперном театре остались мечтами. И Гофману пришлось снова вернуться к обязанностям судейского чиновника. С этой поры он не нуждался, пришло материальное благополучие – без роскоши, но с достоинством. Испытания военных лет наложили отпечаток на образ жизни писателя и композитора. Выражаясь без иносказаний, его пристрастие к вину, к долгим вечерам в кабачках с друзьями, стало приобретать все  более болезненный характер.

Но творческий взлет продолжался. За оставшиеся после триумфа «Ундины» шесть лет жизни Гофман создал свои самые совершенные литературные произведения. Это большой двухтомный роман в новеллах «Серапионовы братья», в который вошла знаменитая сказка «Щелкунчик и мышиный король», фантастико-сатирический  роман «Житейские воззрения кота  Мурра», короткие повести «Крошка Цахес», «Принцесса Брамбилла», «Повелитель блох».

В последний год жизни над писателем снова сгустились тучи: повесть «Повелитель блох» подверглась цензурным преследованиям, а самого Гофмана грозили привлечь к ответственности по суду. Но разбитый  параличом автор крамольной повести скончался 25 июня 1822 года в Берлине в возрасте 46 лет.

Фантастико-сатирический роман «Житейские воззрения кота Мурра».

Эрнст Теодор Амадей Гофман. Фантастико-сатирический роман «Житейские воззрения кота Мурра». Обложка немецкого издания XIX в. (Берлин, 1855 г.)

Гофман обладал неистовым воображением.
Его фантастика причудлива и  способна удивлять, но вот что интересно:
это фантастика, извлеченная из недр обыденной  жизни.

Как все романтики, он воевал с филистерством, с этим чуждым всяким идеям и порывам вдохновения обывательским самодовольством. Что он мог противопоставить первому изданию  потребительского общества, владеющего современным миром еще больше, чем во времена писателя? Только искусство и любовь. Не зря такую роль в  его рассказах и романах играют музыканты. И, конечно, не случайно, что гений  писателя  вдохновил музыкальных гениев девятнадцатого века на  создание знаменитых балетов «Щелкунчик» и «Коппелия», оперы «Сказки Гофмана».

Может показаться  странным, но в Германии вплоть до 20-х годов прошлого столетия Гофмана из-за его «несерьезности» не считали значительным  писателем, достойным восторгов и восхищения. Куда популярнее он был во Франции, Англии и прежде всего – в  России. Гоголь восторгался  творчеством Гофмана и в «Петербургских повестях» не только упомянул его имя, но и временами явно подражал. Достоевский  считал его гением и  перечел полное собрание сочинений – все семь томов – по-немецки. Великий реформатор сцены Всеволод Мейерхольд писал статьи под псевдонимом «доктор Дапертутто», заимствованным  из повести Гофмана. Другой русский режиссер – Александр Таиров – создал инсценировку  повести «Принцесса Брамбилла», которая много лет не сходила со сцены  московского Камерного театра. Гений киноискусства Андрей Тарковский написал киносценарий «Гофманиана», в котором причудливо сплел воедино эпизоды  жизни писателя и персонажей его сочинений. К сожалению, фильм  по этому  сценарию так и не был поставлен. Но кинематографическая судьба Гофмана сложилась достаточно успешно.

За сто лет по его произведениям поставлено более шестидесяти
фильмов-экранизаций, фильмов-балетов, анимационных картин в Германии,
Англии, США, Японии  и, конечно, в  России.

Последнее известие о кинематографе Гофмана –  в 2015 году  классик жанра хоррор итальянец Дарио Ардженто объявил о подготовке к  съемкам  фильма по мотивам новеллы «Песочный  человек».  

Эрнст Теодор Амадей  Гофман продолжает развлекать и пугать, смешить и задумываться. Его родной город помнит о великом авторе и вовсе не  кощунственной кажется идея сделать неофициальным символом  Кёнигсберга-Калининграда изображение популярного во всем мире у  детей  и взрослых гофманского персонажа – отважного игрушечного Щелкунчика.