Мемель и Малая Литва в начале XIX века

В 1817 году в Германии увидела свет книга «Заметки русского о Пруссии и ее жителях, собранные во время путешествия по этой стране в 1814 году» (нем. Bemerkungen eines Russen über Preussen und dessen Bewohner gesamelt auf einer im Jahr 1814 durch dieses Land unternommenen Reise), составленная из 16 писем российского путешественника, впервые в 1814 году побывавшего на берегах Прегеля и Немана, своему другу, немцу. В открывающем книгу письме автор, оставшийся по воле издателей безымянным, повествует о первом городе на своем пути — Мемеле (совр. Клайпеда) и поездке по Неману через Прёкульс, Хайдекруг и Русс в Тильзит (Прекуле, Шилуте, Русне, Советск). Ранее данный текст на русский язык не переводился.
ЛЕГЕНДЫ ПРУССИИ в блоге Татьяны Коливай.
Пруссию редко посещают путешественники, стремящиеся расширить свои знания о ней. Поэтому в известной степени это все еще terra incognita. Те немногие пилигримы, что писали о Пруссии, в большинстве случаев дают о ней совершенно неверное представление. Почти все они изображают ее как пустынную, унылую дикую местность, жители которой находятся на одинаковом уровне культуры со своими соседями, поляками и русскими. Французы вообще полагают, что здесь все ужасно. Благодаря моему любимому занятию, изучению истории, мне довелось читать прусские хроники, некоторые из которых давно превратились в библиографическую редкость: Симона Грунау, Каспара Хеннебергера, Пауля Вейселя и Кристофа Харткноха. В каждой из этих старых книг я находил рай под названием Пруссия, на которую природа щедро изливает свое благословение. Поэтому в 1814 году я предпринял поездку по Пруссии, которая дала мне прекрасную возможность разобраться в противоречивых утверждениях моих предшественников.
[ 1814 ]
Прусская граница. — Прибытие в Мемель. — Расположение города. — Архитектура. — Образ жизни. — Слабый пол. — Увеселительные прогулки по воде и по суше. — Опасное плавание. — Куршский залив. — Песчаные отмели. — Легенда о них. — Торговля. — Контрабанда. — Похищение таможенников. — Поездка в Литву. — Прекрасный вид из Прёколса. — Водная прогулка в Хайдекруг. — Русс. – Ловля лосося. — Неман. — Литовцы. — Их обычаи и нравы. — Литовский Нидерунг. — Зальцбуржцы.
Я облегченно вздохнул, когда после долгого и утомительного прохождения таможни, шлагбаум в Полангене1 за мной наконец опустился и я пересек прусскую границу. Меня посетило счастливое чувство при мысли, что я снова нахожусь на свободной немецкой земле, где можно без страха выражать словами свои мысли, где духовная пища, в которой нуждается каждый образованный человек, не возбраняется и не является контрабандой, и где никакой узколобый цензор не решает, что мне следует, а что не следует читать. Так что, прощай, любезная Курляндия! Я сохраню память о твоих добрых жителях, а произвол таможенников, которые доставили мне немало досадных минут, скоро забуду под этим более приветливым небом.
Въезд в Пруссию весьма приятен, потому что нескончаемые пески, начинающиеся в Курляндии, непрерывно тянутся до самого Мемеля. Нет абсолютно ни одного предмета, за который мог бы зацепиться глаз. Поэтому сон, легко одолевающий вас в медленно ползущей вперед карете, — благословение. Но вот, наконец, я достиг цели своего путешествия: глубокая тишина, нарушаемая лишь скрипом кареты, превратилась в громкую, оживленную суету, и радушный постоялый двор встретил странника, утомленного не дорогой, но скукой.
Мемель лежит на пустынной, унылой равнине, омываемой Балтийским морем и Куршским заливом, на обоих берегах Данге2, небольшой, медленно текущей, но полноводной реки, впадающей в этом месте в канал, соединяющий залив с морем.
Вокруг не найти ни садов, ни променад, ни зеленых лугов, ни тенистых лесов. Повсюду песок и ничего, кроме песка и монотонных вод, на горизонте которых виднеются величественные дюны Куршской косы.
Городская застройка Мемеля нерегулярная, но город неплох. Некоторые из его улиц вполне достойны столицы, но, как и во всех приморских городах, хороший вкус проявляется редко, когда дело касается городской архитектуры. Линденштрассе, несомненно, самая красивая из всех улиц, она засажена четырьмя рядами лип, в тени которых любят прогуливаться горожане, потому что это единственная променада. Расположенный на этой улице отель Das Argelandersche Haus3 отличается изысканной архитектурой и удобными интерьерами.
На берегу Данге находится дом купца Консентиуса, где в 1807 году жили король и королева Пруссии. Он построен в итальянском стиле, с плоской крышей и оформлен с благородным вкусом. Сходство с дворцом кронпринца в Берлине, в котором проживает ныне король, смягчило пребывание в этом доме августейшей королевской чете.
Несмотря на свое уединенное расположение, Мемель даже для тех, кто останавливается здесь на короткое время, весьма приятное место. Чрезвычайная активность, царящая в нем в любое время суток, доставляет путешественнику немало развлечений. Множество больших морских кораблей, которые, загружаясь и разгружаясь, ходят по реке, суда поменьше, перевозящие продовольствие и товары, судовладельцы, рабочие, литовцы, русские, евреи, поляки, англичане, которые в оживленной суете толкаются вокруг; здесь же конопатят корабли, пакуют товары, суетятся таможенники, а на окраинах города непрерывно крутится сотня ветряных мельниц. А если море начинает штормить, и лоцманы торопятся привести в гавань корабли, общее зрелище становится тем более привлекательным.
Если русский или немец собирается посетить Англию, ему следует провести некоторое время в Мемеле, чтобы привыкнуть к некоторым обычаям и тону англичан, которые поначалу вызывают отторжение у любого небританца.
Мемельцы, ведущие свои внешнеторговые дела почти исключительно с англичанами, настолько влюблены в обычаи и нравы этих островитян, что подражают им при каждом удобном случае, причем здесь нет недостатка в комичных ситуациях. Люди говорят только по-английски, особенно в больших торговых домах, едят, пьют, играют и развлекаются на английский манер; имеют те же капризы, что англичане, и столь же грубы и необщительны, как и они. Незнакомец, благодаря своим рекомендациям приглашенный в общество, может часами быть предоставлен самому себе, и никто даже и не подумает завязать с ним разговор. Присутствующие ведут себя так, будто его здесь нет, и каждый задаваемый им вопрос обрывается односложным ответом. Только когда присутствующие узнают, что новичок приехал из торгового города, ему могут задать на английский манер вопрос: сколько стоит тот или иной человек? То есть, каким капиталом он располагает? Женщины редко вступают в беседу, особенно за столом: они уходят, как только трапеза заканчивается и наступает время пить без меры и цели.
Я позволяю себе, если уж решаюсь на бокальчик-другой, пить только легкие французские вина, но портвейн и мадера, которые здесь обычно подаются после обеда, как правило, настолько сильно приправлены ромом, что поистине нужно родиться в этом славном городе, чтобы осушить несколько бутылок этого зелья без каких-либо последствий для здоровья.
Наконец попойка закончилась, вновь появляются дамы, а с ними чай и, неожиданно, карты. Если вы не хотите опять играть роль бессловесного манекена, то вынуждены принять участие в игре, в которой можно проиграть несколько сотен рублей. Это длится до поздней ночи, и, насладившись холодным ужином и изрядной порцией пунша, вы идете домой, чтобы переварить то, что съели. И следующий день повторяет предыдущий. Вот так, с некоторыми вариациями, выглядит здесь светская жизнь.
Я был также и на нескольких дамских вечеринках, о которых мало что можно добавить. Дамы плохо говорят по-французски, плохо поют, весьма посредственно играют на пианофорте и немилосердно терзают струны гитары. Здешним женщинам совершенно чужд какой-либо намек на системное образование, поэтому разговор с ними отнюдь не привлекателен.
Присутствующие молодые джентльмены совершенно невыносимы: если немки, притворяющиеся француженками, вызывают скорее сочувствие, то немцы, строящие из себя англичан, отвратительны.
При этом здешние представительницы слабого пола по праву могут претендовать на то, чтобы их называли красивыми: их рост, манера держаться, цвет лица, формы выше всяких похвал. Также нельзя, справедливости ради, не восхищаться их вкусом и изысканностью одежды. Но когда дело доходит до интеллектуального развития, красавицы — отдайте мне должное за деликатность — не блещут. Они в этом не виноваты: у них нет недостатка в способности к самообразованию, но у них нет возможности развивать свой дух. В Мемеле нет ученых, за исключением немногих, которые должны быть ex oficio4, нет художников, нет книжных лавок, нет коллекций живописи и произведений искусства — совершенно ничего, что могло бы улучшить вкус, занять ум, смягчить нравы. Театр здесь неописуемо убог. Сами мемельцы тоже это чувствуют и редко его посещают. Поэтому добрым женщинам ничего не остается, кроме как заниматься своими нарядами, картами и городскими сплетнями, которые пересказываются каждому, кто захочет их слушать.
Развлечениями тут являются водные прогулки по Куршскому заливу и ходьба босиком по дюнам по колено в песке. В прогулках по воде действительно много приятного, хотя они не всегда безопасны, ведь погода на море неустойчива и оно в любой момент может начать штормить. Но как можно считать удовольствием ходьбу под палящим солнцем в тучах песка по нескончаемым дюнам мне остается непонятным. И все же, чтобы не показаться невежливым, мне пришлось принять участие в этом так называемом удовольствии.
Клемменхоф — единственное место вблизи Мемеля, где окрестности не то, чтоб красивы, но, по крайней мере, там достаточно тени. Но посещают его нечасто, потому что мемельцы тень не любят.
Плавание по Куршскому заливу чуть не стало для меня последним. Прекрасная погода побудила общество, к которому принадлежал и я, отправиться на водную прогулку, и мы сели на открытое, оборудованное мачтой, парусом и рулем, судно. Проплыли мы на нем довольно большое расстояние по заливу, так как дул попутный ветер.
Вскоре небо стало затягиваться тучами. Ветер переменился, поднялся шторм, волны стали высокими, и мы начали опасаться за свою жизнь.
Нам хотелось как можно быстрее добраться до ближайшего берега, но, увы, наше намерение осуществить было нелегко, мы попали в отчаянное положение. Оказалось, что, пока мы плыли, рулевой набрел на взятый нами запас спиртного и сейчас лежал на палубе, мертвецки пьяный. Дамы бросились в наши объятия, качка судна усиливалось с каждой минутой, и смерть в волнах начала казаться нам неизбежной. Тут ветер наклонил лодку набок так резко, что паруса легли на воду.
Внезапно один из мужчин подскочил к рулю, потянул его на себя с огромной силой, которую может дать только страх смерти, и тем самым не позволил лодке полностью опрокинуться. К счастью для нас, ветер как раз немного утих, поэтому мы смогли быстро убрать паруса, и только одному этому обстоятельству мы и были обязаны своим спасением.
Через несколько часов буря утихла, подул попутный ветер, и ближе к вечеру мы благополучно прибыли в Мемель. Погода в нем весь день оставалась хорошей, а небо совершенно ясным, и никто здесь даже не догадывался, в какой опасности мы недавно находились.
Куршский залив снискал плохую репутацию у моряков, поскольку печально известен своей непредсказуемостью. Очень многие суда потерпели здесь крушение. В заливе часто бушуют бури и шторма, в то время как само Балтийское море остается совершенно спокойным. Недаром прусское национальное проклятие гласит: «Чтоб на тебя напала куршская непогода!»
Мне кажется, что в сильных штормах, которые делают это внутреннее море таким опасным, виноваты высокие дюны Куршской косы. Этот внезапно возникающий сильный ветер напомнил мне фён5 на швейцарских озерах. Удары волн в заливе короче и резче, чем на море, из-за чего путешественники, не привыкшие к плаванию в таких условиях, очень быстро начинают испытывать морскую болезнь.
Почти посередине залива находится песчаная отмель, тянущаяся по всей его ширине. Она лишь на несколько футов ниже уровня воды, так что морякам в этом опасном месте приходится соблюдать осторожность, прикладывая все свое умение, чтобы не сесть на мель.
Народная легенда рассказывает о возникновении этой песчаной отмели так:
«На литовском побережье залива жил когда-то великан. Побережье это было болотистым из-за частых разливов Немана, который здесь впадает в море, и великану это очень не нравилось. Его возлюбленная великанша жила на косе, сложенной из высоких песчаных холмов, и когда она шагала через залив шириной в семь миль, чтобы навестить своего великана, то постоянно мочила свои ботинки на илистом берегу.
Тогда великанша решила приподнять берег своего возлюбленного, для этого она набрала полный фартук песка, и стала с ним перешагивать через залив. К сожалению, ноша была слишком тяжела, фартук великанши порвался, и песок весь просыпался в воду. Так возникла песчаная отмель».
Надо отметить, что в этой легенде все делает женщина. У народов, где женский пол более пассивен, великаншу оставили бы в покое, а носить песок поручили бы ее кавалеру.
Торговля для Мемеля имеет большое значение, но экспорт распространяется лишь на несколько позиций, из которых наибольшее значение имеет древесина. Тесаные балки, мачты, лес-кругляк, судостроительное дерево, доски, планки и рейки вывозятся в огромных количествах. Что касается досок, то Мемель вообще главный торговый центр прусского государства. Кроме того, вывозятся зерно, хоть и немного, поташ, перья, щетина, сырые шкуры, лен, конопля, льняное и конопляное семя, а также в ограниченном количестве грубые ткани местного производства. Другие статьи экспорта имеют минимальное значение. По крайней мере 9/10 всех экспортных продуктов направляются в Англию; объемы экспорта в другие страны очень малы. Ранее Мемель отправлял зерно в Англию в мешках из рубашечного полотна. Поскольку ввоз полотна в британские порты был запрещен, таким способом осуществлялась его контрабанда, но так как Англия теперь получает достаточно полотна из Шотландии и, главным образом, Ирландии, то для Мемеля эта статья доходов исчезла.
Контрабандная торговля в Мемеле ведется в огромных объемах и крайне открыто. Это связано с близостью российской границы.
Большинство купцов держит большие склады у соседних помещиков, а те берут на себя транспортировку и нелегальную переправку товаров через границу, зарабатывая таким образом больше, чем на земледелии. Колониальные товары, которые в Пруссии обычно облагаются более высокими налогами, чем в России, поступают контрабандой с русской стороны, а из Мемеля в Россию нелегально переправляется мануфактура. До тех пор, пока Россия не введет более совершенную таможенную систему, эта контрабандная торговля всегда будет оставаться для Мемеля важным источником дохода. У жителей России большой спрос на мануфактурные товары, из которых едва ли сотая часть производится в самой стране, тем не менее большинство товаров запрещено к ввозу, а другие облагаются такими высокими налогами, что это привлекает ищущих наживы коммерсантов, провоцируя их на сомнительные аферы.
К тому же бесчисленная армия чиновников таможенной службы получает столь мизерную зарплату, что этим людям пришлось бы обладать сверхчеловеческими добродетелями, чтобы оставаться неподкупными. Кроме того, и казаки, охраняющие границу от контрабандистов, непрочь вступать с ними в "деловые" отношения.
И наконец, как можно так надежно закрыть границу в несколько сотен миль между прусским и австрийским6 государствами, чтобы сквозь нее не смогли просочиться контрабандисты? Одно это потребовало бы значительного штата чиновников. Если бы министерство финансов снизило таможенные пошлины на четверть и стало бы лучше оплачивать труд таможенников, российское государство выиграло бы миллионы. Но, конечно, одновременно необходим и более строгий надзор за таможенниками, потому что, пока в их взаимоотношениях с торговцами будет оставаться место для "человеческого фактора", любые реформы бесполезны.
Кстати, местные купцы и не скрывают того, что занимаются контрабандой. Они совершенно свободно говорили о ней во время наших прогулок по дюнам и даже показывали мне склады контрабандных товаров.
Контрабанда играла особенно важную роль во время существования общего торгового барьера. Тогда она осуществлялась с такой хитростью, что вся бдительность местного французского консула, направленная на борьбу с этим постыдным явлением, оказалась напрасной.
То, как проворачивались такие операции, свидетельствует о предприимчивости мемельцев. Хочу рассказать об одном случае, который стал здесь широко известен. Вскоре после прибытия французского консула на рейде появился корабль, по всем приметам английский. Под предлогом встречного ветра в гавань заходить он не стал. Консул приказал капитану корабля прислать судовые документы. Увидев их, он понял, что они фальшивые, а груз на борту — собственность Англии. Тогда консул немедленно послал на корабль нескольких таможенников, чтобы арестовать корабельный груз. В качестве группы поддержки с ними отправилось несколько унтер-офицеров, чтобы предотвратить возможное неповиновение со стороны матросов.
Это было именно то, на что рассчитывали англичане. Как только французы оказались на борту, вооруженные моряки напали на них, взяли в плен, затем снялись с якоря и вышли в открытое море. Мне рассказали, что контрабандные товары ночью были выгружены с корабля на берег, а французы увезены в Англию. Наученный этим инцидентом, консул стал позволять судам мемельцев оставаться на рейде, хотя именно оттуда и велась большая часть контрабандной торговли, и ограничил свое внимание только гаванью. Эта нелегальная торговля, а также присутствие здесь в 1807 году прусского королевского двора принесли городу процветание, которое трудно найти в любом другом городе такого размера.
Я находился в Мемеле уже две недели, мое время пребывания здесь затягивалось, поскольку я не мог отправиться в Кёнигсберг, пока не получу нужные мне рекомендательные письма. Поэтому я решил скоротать время и совершить небольшую поездку в Литву. Мне рассказывали о ней так много хорошего, что я захотел поближе познакомиться с этим краем. Сопровождать меня в этой поездке вызвался молодой ученый из Кёнигсберга, который случайно задержался здесь, и это тем более было приятно, что он говорил по-литовски.
Первые пять миль от Мемеля путь проходит большей частью через негостеприимную пустошь, прерываемую лишь несколькими плодородными пахотными полями возле селения Прёкульс7.
С погоста в Прёкульсе, на который я зашел, пока кормили лошадей, открывается широкий и чрезвычайно красивый вид, что весьма удивительно в этой вообще-то унылой местности.
За гаванью виднеются обширные посевные поля, затем залив с зеленым побережьем и, наконец, Куршская коса с ее белыми дюнами, которые отсюда выглядят, как цепь альпийских ледников.
Ни один мемелец не обратил моего внимания на этот чудесный вид, что кажется мне доказательством того, что человек, существуя рядом с природой, не замечает ее, предпочитая красивым пейзажам вид туго набитого кошелька.
От Мемеля до Хайдекруга8 встречается множество небольших речушек, некоторые из которых весьма бурно впадают в залив. Рядом с Хайдекругом, важным торговым городом, местность становится плодородной, и здесь все указывает на близость одного из самых богатых регионов Пруссии. Мой попутчик, хорошо знавший эти края, посоветовал мне отправить мою карету обратно в Мемель, так как из-за множества каналов и рек поездка на воде будет легче и приятнее. Я последовал его совету и не пожалел об этом.
Мы наняли лодку до Русса9, красивого городка всего в миле от Хайдекруга. Наше путешествие по широкому каналу шло средь плодородных лугов, буйный рост травы которых меня поразил. Почва и растительность показались мне такими же богатыми, как в Зеландии. Даже скот, пасшийся тут и там на берегах канала, к моему изумлению, ничем не уступал по размерам голландскому. Наконец мы подошли к широко разлившемуся Руссу10, самому крупному из трех главных рукавов Немана, который впадает здесь в залив. Русс — река первого ранга, полноводная и величественная, текущая средь лугов, не принося с собой песка и не образуя островов. Чистая, яркая водная гладь, зеленые, цветущие берега, богатые пастбища с бесчисленными стадами прекраснейшего скота образуют прелестнейшую идиллическую картину. Я чувствовал себя здесь невероятно комфортно.
Городок Русс имеет большое значение для торговцев древесиной в Мемеле, так как все они держат здесь свои конторы для приема, обработки, сортировки и дальнейшей транспортировки в Мемель партий древесины, поступающей из польской Литвы.
Поэтому этот город очень оживленный и богатый. Еще одним важным источником дохода является лов лосося, который в этих местах настолько обилен, что Тильзит, Мемель и Кёнигсберг в достаточном количестве снабжаются отсюда этой вкусной рыбой.
Лов лосося осуществляется в речной протоке, на некотором расстоянии от города, следующим образом: протока на всю ширину загораживается деревянной плотиной, имеющей достаточно отверстий для пропуска воды. но слишком небольших, чтобы рыба могла сквозь них проскользнуть. Эта плотина возвышается над водой примерно на три фута, а за ней, на некотором расстоянии возвышается на восемь-девять футов над уровнем воды вторая плотина. Когда лосось, следуя своему инстинкту, плывет против течения и подходит к первой плотине, он перепрыгивает через нее. Но вторая для него слишком высока, поэтому, поскольку он никогда не возвращается назад, ему приходится оставаться в пределах запруды, куда рыбаки время от времени закидывают сети, чтобы выловить скопившуюся там рыбу. Рыбалка ведется весной и осенью, поэтому возможности увидеть ее у меня не было.
Мы переночевали в очень приличной гостинице, где нас хорошо обслужили. В то же время нам удалось договориться с местным лодочником, чтобы он на следующий день отвез нас в Тильзит. Так как мы попросили, чтобы он причаливал к берегу там, где мы захотим, то нам пришлось довольно дорого заплатить за его услуги, хотя грести против медленного течения, не представляет особого труда. Однако у нас было то преимущество, что мы могли полностью располагать своим временем, что очень ценно в поездке, посвященной знакомству со страной.
Неман, как его называют поляки и русские, или Мемель, как его называют немцы, — могучая и величественная река, которая, судя по визуальному впечатлению, не уступает по размерам Дунаю, но далеко не такая быстрая, как он. Неман берет начало около Козаны (Kozana), становится судоходным в десяти милях по эту сторону от Гродно и впадает в Куршский залив тремя рукавами, не считая мелких проток и каналов. Самый мощный из трёх рукавов — Русс, два других называются Тимбер11 и Гильге12.
Неман является главным путем вывоза экспортных товаров, а следовательно, источником благосостояния Тильзита, Мемеля и Кёнигсберга, так как по нему в эти города идут все товары большей части польской, ныне русской Литвы.
Из-за своего положения Тильзит специализируется на посреднической коммерческой деятельности, тогда как Мемель сосредоточил в своих руках почти всю торговлю лесом, а Кёнигсберг — зерном. Причину столь, казалось бы, странного разделения труда мне объяснили так: русские литовцы не обладают достаточными мореходными навыками, чтобы ходить по бурному Куршскому заливу на своих неуклюжих судах (виттинах), поэтому в начале XVIII в. графиня Трухсес цу Вальдбург на свои средства для блага кёнигсбергской торговли приказала прорыть канал, который соединил Неман с рекой Дейме, впадающей в Прегель. По нему можно добраться из Мемеля и Тильзита до Кёнигсберга в обход залива13.
Но сей канал недостаточно широк для огромных деревянных плотов. Поэтому в южном рукаве Немана, Гильге [когда древесина сплавляется в направлении Кёнигсберга — ред.], они растаскиваются по бревнам и сбиваются в новые, но меньших размеров, что, конечно, требует много времени и труда. Зато [по направлению на Мемель — ред.] плоты могут без остановки плыть до Русса, где мемельские торговцы имеют свои конторы. Там совершаются сделки, после чего продавцы-плотовщики возвращаются домой по суше. Продавцы зерна находят лучших покупателей в Кёнигсберге, а обратным фрахтом обычно везут оттуда [в Тильзит, Хайдекруг, Мемель итд. — ред.] соль, селедку, железо и предметы роскоши.
Император России и король Пруссии однажды хотели сделать Неман судоходным на всем протяжении, для чего каждый из монархов пожертвовал по 200 000 талеров. Злосчастная война, положившая конец многим хорошим начинаниям, помешала осуществлению этого плана, который должен был развивать Литву и обогатить Кёнигсберг.
До Тильзита Неман течет средь лугов и полей, которым мало равных по плодородию. Землю здесь повсюду пересекают каналы, и она совершенно плоская. Бескрайние, красочные луга со жнецами, пастбища, на которых пасутся бесчисленные стада сытого скота, а также изысканно красивые лошади, на заднем плане — бесчисленные стога сена, еще оставшиеся от прошлогоднего сбора — все это вместе чрезвычайно привлекательная картина, которая, хоть и не может сравниться с возвышенными природными пейзажами Италии и Швейцарии, без преувеличения не уступает красивейшим местам Зеландии и Западной Фрисландии.
Во многих местах, где земля находится ниже уровня воды, на Немане еще в прежние времена для осушения земель были возведены мощные плотины.
Говорят, что эта река, на которой нет мелей, и не бывает мощного ледохода иногда причиняет большие разрушения своими весенними разливами. Поэтому содержанию плотин уделяется большое внимание, а любое их преднамеренное повреждение и пресекается путем наложения на нарушителей суровых наказаний. Так, я хотел отломить ветку ивы из куста на плотине, но рулевой предупредил меня, чтобы я так не делал, потому что это грозит тюремным заключением.
Земля между Руссом и Гильге имеет площадь около пятидесяти квадратных миль и настолько плодородна, что слишком жирна даже для выращивания пшеницы. Здесь сосредоточились на культивировании лугов и овощеводстве. Причем овощи и фрукты с местных огородов такого качества, что их отправляют в сам Кёнигсберг. Также выращивают немного аниса и ячменя. Луга скашивают три раза в год и получают такое превосходное сено, что лошади сыты без фуражного зерна даже во время самой тяжелой работы. Этим сеном кормят даже свиней. Данные земли имеют то преимущество, что здесь не живут ни богатые помещики, ни католики, ни евреи. Любой, кто поссорился со знатью или является врагом двух упомянутых религиозных групп, найдет здесь тихую гавань, где не увидит своих недоброжелателей. Тут также нет городов.
Жители этой местности и вообще литовской части Пруссии, изначально представляют собой древнепрусское племя, сохранившее свои самобытные обычаи и свое наречие, родную сестру древнепрусского языка, ныне — за исключением около двухсот слов — полностью утраченного.
Прусские литовцы настолько отличаются по обычаям, языку и внешнему виду от бывших польских, а ныне русских литовцев, что между ними нет даже внешнего сходства. Бережное отношение правительства Пруссии к своеобразию и особенностям различных народностей, является прекрасным доказательством его гуманности. Проповедники и школьные учителя, которым очень хорошо платят, должны читать проповеди и учить на литовском языке, и даже чиновники обязаны вести документы на литовском.
Библия, сборники псалмов и школьные учебники по требованию правительства печатаются на этом языке и всегда должны быть в книжных лавках в достаточном количестве, чтобы никто не испытывал в них недостатка.
Литовцы обладают высокими благородными фигурами. Они стройны, и благодаря гордой осанке кажутся еще выше. Они имеют выразительную, часто несколько хитроватую физиогномию. Как правило, у них голубые глаза, темно-каштановые волосы и свежий цвет лица. Женский пол почти всегда красив, но менее строен, чем мужской. Редко я видел столько цветущих, пышущих здоровьем девушек, как здесь. Так же поражают их живость и жизнерадостность. А вот что касается одежды дам… — ничего более фантастического я еще не видел!
Они покрывают свои красивые каштановые волосы платком, но умеют завязывать его сотней разных способов, так что иногда концы образуют пару внушительных собачьих ушей. Однако платок — это повседневный элемент костюма, а праздничного убор — это цветной или черный верх в форме сахарной головы, с которой срезана острая верхушка; или колпак в форме воинского кивера, или шапочка-тюрбан, увенчанная сверху своеобразной закруткой в форме колеса.
Грудь женщины прикрыта не платком, а лишь облегающей рубашкой, закрывающей часть шеи. Шнуровочный корсаж светлого цвета, обычно розового или зеленоватого, выглядел бы неплохо, если бы швы рукавов рубашки не были отделаны широкими ядовито-яркими лентами, оскорбляющими глаз своим несочетаемым соединением цветов.
Они не носят юбок, вместо них у женщин на бедрах кусок ткани в мелкую шашечку, который спускается до колен и удерживается узким поясом, обернутым вокруг талии. Если дамы наклоняются, чтобы поднять что-нибудь с земли, или порывистый ветер заведет озорную игру с этой частью одежды, застенчивая душа должна отвести глаза, чтобы не пришлось краснеть за этих наивных простодушных красавиц. На хорошо сложенную стройную ногу одевается либо кроваво-красный чулок с зелеными ластовицами, либо травянисто-зеленый с алыми ластовицами, синие чулки носят реже.
Туфли имеют трехдюймовый каблук. В праздничные дни женщины накидывают себе на плечи квадратную, цветную ткань, похожую на шали наших дам.
Местная мужская одежда очень скромна. Вокруг кафтана простого покроя, вошедшего в мужскую моду под названием литовка, здесь называемого жупаном, завязывают узкий тканый пояс или кожаный ремень. Литовцы носят очень широкие брюки, а вместо сапог, особенно летом, сандалии.
В характере этих истинных детей природы не только много света, но много и тени, как это всегда бывает у необразованных людей. Если им не свойственны пороки просвещенного мира, то им недостает и добродетелей человечества, которые являются лишь следствием воспитания. Литовцы умны, расчетливы, бережливы, трудолюбивы, настойчивы, смелы, серьезны, горды, аккуратны, гостеприимны. Но они также мнительны, лживы, эгоистичны, скрытны, упрямы и сверх всякой меры подвержены пьянству.
Отзывчивость им настолько чужда, что, увидев кого-то в смертельной опасности, они торгуются с ним о цене его спасения, прежде чем протянуть руку помощи. Я видел много примеров их пьянства, так что могу утверждать, что они здесь далеко впереди русских, с той лишь разницей, что в отличие от русских они никогда не будут пропивать последнюю рубашку. Литовец работает изо всех сил, чтобы заработать деньги на выпивку, но он никогда не продаст, как русский, ни свое домашнее имущество, ни нужной ему вещи, чтобы иметь возможность расплатиться за спиртное. И если выпивкой можно соблазнить русского сделать что угодно, то литовец, даже будучи пьяным, никогда не сделает того, чего он не сделал бы в трезвом виде.
Что касается чувственной любви, то литовские мужчины, как правило, не развратны, что, вероятно, связано с частым употреблением алкоголя, который, как известно, ослабляет репродуктивные силы. С другой стороны, они терпимы к женской добродетели, так что гулящая девушка может рассчитывать на получение мужа точно так же, как и та, что сохраняла невинность до свадьбы. Слабый пол разделяет достоинства и недостатки мужчин, но женщины соблюдают больше приличия в питье спиртного, которое наливают в миску и едят, как суп, ложками. С другой стороны, они более чувственны, чем мужчины, и весьма снисходительны к предложениям сомнительного характера. То, что я видел, убеждает меня, что в этом вопросе они достаточно свободных нравов.
Литовцы до сих пор полны суеверий. Они свято верят в существование ведьм, привидений и дурного глаза, верят в хорошие и плохие дни и считают волошбу и колдовство предметом веры.
Важную роль в их суевериях играют гномы, или духи земли, которых они называют пускайтенами, считая их и хранителями дома, и мелкими пакостниками. Они даже делают им жертвенные возлияния, что я видел собственными глазами. Также, когда огонь в очаге поднимается клубами, в него обязательно бросают соль, так как верят, что домовой через соль дает знать о своих желаниях.
Если продавцы-литовцы без зазрения совести обманывают покупателей и умеют извлекать выгоду из чужого затруднительного положения, то воровство они считают большим позором и воров средь себя не терпят. В этом отношении они совершенно противоположны русским, которые в воровстве являются настоящими виртуозами и пользуются ловкостью своих пальцев иногда без всякой на то нужды.
Ни один араб не может любить лошадей больше, чем любит их литовец. Они прирожденные наездники, и, едва оторвавшись от груди матери, литовский мальчик уже сидит на коне. Даже самый короткий путь литовец совершает только сидя верхом. Верхом на лошади он едет свататься к своей невесте, на собственную свадьбу, по делам к соседям и так же, в седле, он провожает своих покойников в последний путь. Каждую свободную минуту он проводит со своими четвероногими друзьями, но, признаться, у него есть весомый повод радоваться этим чудесным животным, ведь ничего прекраснее литовских лошадей не сыскать. У них прекрасный экстерьер: ноги сильные, чистые, правильно поставленные и благородная сухая голова.
Литовский язык, так как он не используется учеными и не культивируется ими, очень беден словами, но очень образен и цветист, а также имеет приятное звучание. В его словаре нет лишних согласных, что облегчает произношение.
Выражение lak laima latet — «так выткала Лайма» — вряд ли можно передать короче, мелодичнее и осмысленнее на любом другом языке мира, чем на литовском.
Литовец, хотя и является набожным лютеранином, тем не менее сохранил память о своих старых богах, имена которых он, по крайней мере, помнит до сих пор, даже если больше не поклоняется им. У него есть Лайма — богиня судьбы, когда гремит гром — это гневается Перкунас, а бог смерти Пиколлос забирает к себе умерших.
Интересно, что литовский язык, как и греческий, имеет двойственное число. Он особенно хорош для поэзии, и почти каждый литовец, подобно итальянцу, является импровизатором.
Для этого народа пение чрезвычайно важно: как правило, песня начинается с экспромта, но, тем не менее, она сохраняет смысл и соответствует заданной теме. Прежде всего, свой импровизаторский талант практикуют девушки. Всякий раз, когда они собираются вместе, то поочередно поют песни, которые они называют дайнос. Знатоки языка уверяют нас, что песни эти полны поэзии. Темой, как правило, является любовь.
Экономика Литвы отличается порядком и практичностью. Ни ветхой хижины, ни покосившегося забора, ни замусоренной канавы не нашел я за весь свой путь. Везде замечал я процветание и самые впечатляющие проявления активности. Поскольку у литовцев мало земли, но больше лугов, то занимаются они в основном скотоводством и коневодством — и с большим успехом. Но молоко должным образом не перерабатывают, и, возможно, именно поэтому не так богаты, как голландские фермеры. Литовцы делают масло, но почти полностью пренебрегают производством сыра. Молоко они, используют для выращивания жеребят, телят и свиней. Нельзя отрицать, что от этого они выигрывают гораздо меньше, чем если бы делали из него сыр.
Крупный рогатый скот конкурирует с фризским по размеру и красоте и дает много жирного молока. Литовцам не нужны волы для полевых работ, и поэтому, когда бычкам исполняется три-четыре года, они продают их на убой. За этот молодняк очень хорошо платят, потому что мясо имеет совершенно особый вкус и очень востребовано.
То, что жеребят поят молоком, прежде всего кислым и пахтой, является, как показывает опыт, ошибкой. Молодые лошади быстро растут и становятся красивыми, но они отнюдь не выносливы, легко потеют и быстро утомляются. Правительство даже пыталось инструктировать об этом литовцев, но те настаивают на том, что делают, и смеются над хорошими советами, потому что всех без исключения немцев считают глупыми.
Тильзит, Кёнигсберг и Мемель литовцы снабжают маслом, а также фруктами и овощами, которые привозят в эти города на лодках. Необходимость много путешествовать по воде делает их хорошими шкиперами.
Женский пол очень искусен в прядении и ткачестве. Я видел здесь несколько образцов превосходного тонкого полотна, но, как правило, полотно изготавливается только для собственного потребления, так как почва выращиванию льна не благоприятствует. Литовцы очень искусны в изготовлении разного рода лент. Особенно красивыми у них получаются шелковые подвязки для чулок, украшенные цветами, вязью и буквами из золота и серебра, которые очень изящны. Обычно они дарят их своим близким и любимым, но делают также под заказ на продажу. Такие изящные подарки были переданы литовскими женщинами семье российского императора и членам королевской прусской фамилии.
Я был весьма удивлен, увидев на станке у литовской девушки подвязку, на которой был выткан французский девиз, хотя юная ткачиха, как и ее мать. даже не понимала, что это за буквы, и уж тем более не знала, что это французский язык. Кстати, женщины не ограничиваются только женской работой, — они колют дрова, гребут на лодках, ловят рыбу и охотно возятся с лошадьми, что выглядит не слишком благопристойно, учитывая их вышеописанную одежду.
Еда литовцев простая, но питательная и сытная. Они едят черный, но вкусный хлеб, много мяса и квашеной капусты, еще больше рыбы. Есть и несколько национальных блюд, которые они очень любят. Так, очень вкусны пироги из пшеничной муки, молока и яиц, "кисель" — взвар14 из муки, масла и молока и "шалтенос" — разновидность пирожков с начинкой из мяса или сыра, обжаренных в масле. Напитки литовцев, кроме самогона, — два вида пива: жидкое пиво, похожее на обычный квас, и двойное пиво для особых случаев и угощений, называемое "аллаус". Оба вида пива вкусны и полезны для здоровья. Кофе, чай, вино и сахар им почти неизвестны даже по имени.
Простота обычаев литовцев и полное незнание ими предметов роскоши объясняются, вероятно, тем, что среди них нет образованного класса. У них нет ни дворянства, ни крупных помещиков, ни учёных, ни господ. Они живут вдали от городов, которые посещают два-три раза в год только для того, чтобы продать свои товары, поэтому городские соблазны остаются для них неизвестными. Народные просветители также едва ли изменят их образ мыслей, потому что за пределами провинции литовский язык понять нелегко. Их пасторы и школьные учителя обычно сыновья пасторов и учителей.
Дети учатся несколько лет в Кёнигсберге, а затем наследуют эти должности после своих отцов. Они никогда не заезжают дальше Кёнигсберга, остальной мир остается для них неизвестным.
Они женятся, как только могут прокормить семью, на дочерях проповедников из своего округа, и поскольку так было и продолжается с начала Реформации, то эта народность и ее обычаи остаются несмешанными. Строго говоря, это относится только к литовцам, живущим по Неману, Таве15 и Фридрихсграбену вплоть до Тильзита. Эта территория размером от 60 до 70 квадратных миль называется здесь Нидерунг — "низменность"16, а жителей, в отличие от других литовцев, называют куршами потому, что они живут недалеко от Куршского залива.
Возвышенности Литвы составляют большую часть этой крупной провинции. Здесь расположено несколько важных городов, в том числе Мемель, Тильзит, Инстербург, Гумбиннен, в которых, помимо литовцев, проживает много немецких жителей, поэтому язык и обычаи там уже не так архаичны. Эту провинцию, превратившуюся из-за чумы начала XVIII века17 почти в пустыню, Фридрих Вильгельм I заселил 30 тысячами зальцбуржцев, изгнанных из своего отечества за религиозные убеждения.
Эти переселенцы чудесно вознаградили человеколюбивый жест короля-государственника, ибо все без исключения были законопослушными, трудолюбивыми людьми, принесшими сюда культуру своего отечества. Даже сегодня экономика зальцбуржцев — это похвала хорошему ведению домашнего хозяйства. С первого взгляда видно, что поля переселенцев из Зальцбурга обрабатываются лучше других. Эти колонисты почти полностью живут своей общиной, не смешиваясь с ни с кем. Любовь к отечеству настолько глубоко запечатлена в их сознании, что на протяжении нескольких поколений эти беженцы все еще чувствуют себя чужими в гостеприимной стране, принявшей их с распростертыми объятиями, даровавшей им благополучие и все права своих граждан. Впрочем, зальцбуржцы лояльны к своему новому отечеству и чувствуют себя вполне счастливыми, но страна предков им по-прежнему дорога, и они держатся изолированно от других своих новых сограждан.
ЛЕГЕНДЫ ПРУССИИ в блоге Татьяны Коливай.
ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА
1. Паланга (лит. Palangà; до 1917 года — Поланген, Паланген, нем. Polangen) — город и курорт в Клайпедском уезде на западе Литвы. Название может происходить от балтского корня, обозначающего «низкое топкое место».
2. Данге (устар. Данга; лит. Dangė) или Да́не (лит. Danė) — река в Литве, протекает по территории Кретингского района, Клайпедского района и города Клайпеда в Клайпедском уезде на северо-западе страны. Впадает в Куршский залив.
3. Когда в 1807/08 году Мемель стал прусской резиденцией, купец Аргеландер принял в свою семью прусских принцев, а королевская чета жила в доме купца Консенция, позже ратуше. Участок имел уличный фасад длиной 80 метров и глубину 150 метров, поэтому в саду было достаточно места для детей королевы Луизы. Их товарищем по играм был Вильгельм Аргеландер, впоследствии известный боннский астроном. Дом был снесен примерно в 1890 году, и на его территории было построено почтовое отделение.
4. ex oficio — по должности (лат.).
5. Фён (нем. Föhn) — сильный, порывистый, тёплый и сухой местный ветер, дующий с гор в долину.
6. Здесь, очевидно, в оригинале типографская ошибка, и имелась в виду прусско-российская граница.
7. Прёкульс — Прекуле (лит. Priekulė, нем. Prökuls) — город в Клайпедском районе Клайпедского уезда Литвы, является административным центром Прекульского староства. Население ок. 1500 человек. Расположен на берегу реки Миния в 22 км от города Клайпеды.
8. Хайдекруг (Heydekrug) — в настоящее время Шилуте (лит. Šilutė) — город в Шилутском районе Литвы, его центр. Основан как рыбный рынок Георгом Таллатом в 1511-м на территории Восточной Пруссии.
9. Городок Русс (сейчас город Русне в Литве) на Неманской протоке (нем. Ruβ).
10. Река Русс — Русне (лит. Rusnė, нем. Russ) — часть Немана от истока реки Гильге до одноимённого острова Русне. До XIX века Русне вместе с Гильей (нынешней Матросовкой) считались рукавами Немана, но после ряда гидротехнических работ, проведённых на реке, включая перенос места истока Гильи посредством искусственно созданного канала, потеряла значение отдельной географической единицы. Сегодня название Русне для этой части Немана используется крайне редко, в основном в литовских источниках.
11. Головкинский канал (Тимбер) (нем. Timber) — канал в Калининградской области.
12. Матросовка (устар. Гилия, Гильге; нем. Gilge) — река в России, протекает по территории Славского района Калининградской области. Левый рукав Немана.
13. В 1671 году Великий курфюрст Бранденбурга и герцог Прусский Фридрих Вильгельм (1620–1688) заключил контракт с мастером-строителем и генерал-квартирмейстером Филиппом де ла Кьезом на строительство канала, соединяющего реки Гильге и Дейме. После смерти в 1673 году его жена Катарина де ла Кьез (1650–1703) продолжила начатое им дело. После повторного замужества, также известная как Катарина Трухсес цу Вальдбург, она получила право взимать плату за проезд по каналу за свои усилия. В 1710 году канал Фридрихсграбен стал государственной собственностью.
14. Взвар (укр. узвар, отвар, навар) — напиток, получаемый с помощью длительного нагревания воды или пива с травами, кореньями, фруктами или ягодами.
15. Товарная (Тава, Тавелле) — река в Славском районе Калининградской области. Правый рукав Матросовки, бассейн Балтийского моря, впадает в Куршский залив. Официальное название реки — Товарная — используется в справочниках и картах. Рыбаки и местные жители часто употребляют название Тава.
16. Нидерунг (Elchniederung). Округ Эльхнидерунг (нем. Landkreis Elchniedеrung, букв. "Лосиная долина") — бывший район Восточной Пруссии. Округ был расположен на севере Восточной Пруссии и граничил на севере с районом Хайдекруг, на северо-востоке с районом Тильзит, на востоке с районом Рагнит, на юго-востоке с районом Инстербург, на юге с районом Лабиау, на западе его естественной границей был берег Куршского залива.
17. Во время Великой Северной войны (1700–1721 гг.) в Восточной и Центральной Европе произошла сильная вспышка чумы с пиком с 1708 по 1712 г. Эта эпидемия, вероятно, была частью пандемии, поразившей огромную территорию от Средней Азии до Средиземноморья.