Марион Дёнхофф: «Любить, не обладая»

Жизнь графини Марион фон Дёнхофф охватила почти весь ХХ век. Она родилась в родовом замке своей семьи. Получила классическое дворянское воспитание, впитав аристократические манеры… Но ее всегда раздражал мир светского общества, полный ритуалов, церемоний и условностей. С детства ей было намного приятнее находиться в обществе простых крестьян, работавших в их поместье. И в то же время контесса гордилась своей фамилией, осознавая себя представительницей древнейшего рода. Однако в Восточной Пруссии, несмотря на то, что дворянство было привилегированным классом, даром ничего никому не доставалось. Это было время, когда женщинам отводилась определенная роль — Kinder-Küche-Kirche (Дети-Кухня-Церковь). Марион оказалась одной из немногих, кому удалось перешагнуть через условности, получить прекрасное образование, уверенно управлять своими необъятными поместьями, и, более того, найти себя в новой жизни, которая началась с череды трагедий. 

С приходом к власти нацистов Марион, будучи еще студенткой, стала активной оппозиционеркой. В 1939 году на фронт ушли её братья и племянники. Затем приходили похоронки. В 1944-м она присоединилась к движению Сопротивления. После неудавшейся попытки покушения на Гитлера ей удалось избежать виселицы, в то время как все её соратники были казнены. Последний и не менее жестокий удар судьбы она получила в январе 1945-го, когда советские войска вошли в Восточную Пруссию, и графиня Дёнхофф бежала на Запад, в одну ночь лишившись не только своего имения, но и родины. Раз и навсегда. То, что она как личность сформировалась именно в эпоху нацизма, предопределило ее интерес к политике. По счастливой случайности она попала в гамбургский еженедельник Diе Zeit и за 56 лет журналистской деятельности сделала грандиозную карьеру. Графиня умела возвышаться над всем суетным. Её и сейчас называют фантастической женщиной, гранд-дамой немецкой журналистики, совестью нации, одним из самых влиятельных политических публицистов Германии, спасших репутацию немецкого народа.  

Детство

Роскошь на публике, аскетизм в быту и благочестие лютеран были стилем большой семьи Дёнхоффов.  

Самая младшая из семи детей, Марион, вовсе не была любимчиком. Напротив, отношения с родителями, особенно с матерью, были прохладными. Свои детские впечатления об отце девочка изменит гораздо позже, а пока она всячески избегала его: «В кабинете стоял очень длинный стол, на котором лежали Noveau Bulletin, все немецкие газеты, лондонская Times… Я всегда читала их отцу, он плохо видел. И я это дело ненавидела».

Добрые отношения сложились у неё лишь с сестрой-инвалидом Марией. Марион, дисциплинированная, остроумная, до мозга костей прусская девочка, постепенно отчуждалась от остальных домочадцев, в знак протеста превращаясь в своенравного сорванца и непоседу, считая благородную чопорность и напыщенный этикет излишними. Она предпочитала проводить время на конюшне, в столярных мастерских или в саду, учиться у конюха ухаживать за лошадьми, у водителя — ремонтировать машины, а у кучера — свистеть в два пальца. 

Бунтарка Марион Дёнхофф на лошади у стен Фридрихштайна.

То, что родители не уделяли своей младшей дочери много внимания, было ей только на руку. Марион совершенно неинтересно было в кругу своей аристократической семьи, особенно когда приходили знатные гости. Одного из них, прусского генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга, который после окончания Первой мировой войны гостил у них целую неделю, семилетняя контесса запомнила до конца дней: «Тогда я была сильно разочарована им. Я думала, войдет блистательный молодой герой с мечом в руке. Но вошел старик с торчащими усами, шаркающей походкой… Он выглядел как Щелкунчик из моей любимой книжки с картинками».

Лучшими друзьями Марион были кузены Генрих и Сисси Лендорфы из соседнего поместья Штайнорт.

Они вместе проводили свободное время на мазурских просторах, вместе занимались с домашними учителями. Марион тогда любила рисовать забавные шаржи на людей, вызывавших у нее интерес. Например, на «чудаковатого холостяка» дядю Кэрола Лендорфа, устраивавшего для своих племянников соревнования по приготовлению еды из яиц чаек, или главного кучера Гренда, которого дети подкупали умыкнутой из дома сигарой, чтобы тот разрешил покататься верхом. 

Однажды произошла трагическая история, которая изменила судьбу Марион. Возвращаясь из поездки в Кранц (ныне — Зеленоградск), машина, в которой она ехала с друзьями, тоже подростками, слетела с обрыва в Прегель и почти сразу погрузилась на десятиметровую глубину. «Я выбралась на берег минут через пять», — вспоминала Марион. Остальные погибли. После этого родители определили ее в берлинский пансион для девочек — подальше от места трагедии. Однако дочь вскоре взбунтовалась против царивших там строгих правил. «Странно, что взрослые никогда не понимают детей; они не воспринимают их всерьез, милостиво насмехаются над всем и пытаются всячески продемонстрировать, что тоже в это верят», — такова была первая запись в дневнике, который она начала вести с 16 лет. Благодаря своему упрямству Марион добилась перевода — в виде исключения ее приняли в гимназию для мальчиков в Потсдаме. Она была единственной девочкой в классе, но это ее ничуть не смущало.


Гимназистка Марион Дёнхофф и выпускной класс в Потсдаме.

В 1928 году, после блестяще сданных экзаменов на аттестат зрелости, Марион решила продолжить образование в университете, но мать не одобрила ее планы. И только после уговоров старших братьев согласилась, но при условии — прежде Марион должна пройти годовой курс домоводства в швейцарском Самедане. После приобретения обязательных в то время навыков ведения домашнего хозяйства, что не особо ее интересовало, она путешествовала по США, затем уехала к брату Кристофу в Южную Африку. Он часто брал ее с собой на сафари. После случайно подстреленного леопарда она раз и навсегда зареклась ходить на охоту.  

Университеты

Марион была первым поколением, которое извлекло пользу из плодов женского движения: высшее образование немецким женщинам стало доступно лишь в 1908 году. Так что в 1932-м контесса из Фридрихштайна уже постигала азы экономики в университете Франкфурта-на-Майне. Однако учебу омрачил приход к власти национал-социалистов — 90 профессоров и преподавателей были изгнаны из «красного университета». 

«Большинство моих земляков восприняли новый режим с удовлетворением … Сначала мне тоже показалось, что национал и социально — это хорошая комбинация слов. И когда прочитала, что Адольф Гитлер будет выступать в Берлине, я поехала», — вспоминала Марион Дёнхофф. — «Я сидела в двух метрах от него в течение двух часов. На меня его выступление подействовало ужасающе. Его аргументы были абсолютно безумными… И я поняла, что с этой партией у меня никогда не будет ничего общего». 

Студентка посещала коммунистические собрания, распространяла листовки, за что её окрестили «красной графиней».

Когда сокурсников-коммунистов исключили из университета, она, опасаясь преследования, перевелась в Базель, где в 1935-м успешно защитила докторскую диссертацию о многовековой истории имения Дёнхофф — «Организация и управление крупным восточнопрусским хозяйством. Владение Фридрихштайн с орденских времен до освобождения крестьян». Очень помог архив, бережно сохраненный отцом. И тогда она увидела главу семейства другими глазами: интересный, умный и дальновидный человек с широчайшим кругозором. 

После окончания университета Марион овладела страсть к путешествиям. На недорогом и довольно скромном белом родстере малоизвестной и уже почившей в бозе фирмы Röhr, который ей подарил брат Генрих, она объездила чуть ли не всю Южную Европу. И обязательно с Leica — фотография была ее увлечением, как и автомобили. 


Помещица Марион с братьями в Фридрихштайне.

 

К тому времени изменились и семейные обстоятельства. Сестры Криста и Ивонна вышли замуж. Самой любимой, Марии, пришлось отправиться в Билефельд в церковную лечебницу, известную как медицинский центр по реабилитации больных с тяжелыми формами психических расстройств с библейским названием Бефиль (или Бетель) — «Дом Бога». 

Война

В 1939-м, когда братья Марион ушли на фронт, она стала управлять и их имением Фридрихштайн: «Не описать ту нестерпимую боль, которую я испытала после их гибели на фронте», — признавалась Марион.

Осенью 1941 года пошел третий месяц, как Гитлер вторгся в Советский Союз. Марион предвидела, что все это плохо кончится. С Сисси Лендорф она пять дней на лошадях путешествовала по Мазурам. Это было своего рода прощанием с родиной. С грустью они смотрели на молодых людей, которые уходили на фронт, чтобы не вернуться. 

На фоне участившихся подстрекательских речей национал-социалистов Марион присоединилась к движению Сопротивления, о котором ей по секрету рассказал друг детства Генрих Лендорф, и косвенно участвовала в подготовке покушения на Гитлера. Она была связной. Антигитлеровское Сопротивление было очень разнородным, состояло в основном из немецких офицеров. Предвидя неминуемое поражение в войне, они решили физически устранить Гитлера, после чего рассчитывали заключить мирный договор, дабы избежать окончательного разгрома Германии. Исполнителем покушения был молодой полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг, имевший регулярный доступ к Гитлеру и принесший на совещание 20 июля 1944 портфель со взрывчаткой. В результате покушения 17 офицеров были ранены и четверо убиты. Сам же Гитлер отделался легкой контузией благодаря массивному дубовому столу. Спустя несколько часов начались аресты из-за предательства одного из заговорщиков. Вместе с участниками Сопротивления был казнен и её кузен Генрих Лендорф.

Она тоже была арестована по доносу своего дяди национал-социалиста Богислава Дёнхоффа — того самого, что жил в её замке Квиттайнен.

Графиню допросили в гестапо и за неимением улик отпустили. Она описала эти трагические события в книге «Ради чести. Воспоминания о друзьях от 20 июля», которую закончила фразой: «Ничего не может быть хуже, чем потерять всех друзей и остаться в одиночестве».


Дворец Квиттайнен.

В середине января 1945 года Марион уже было понятно, что Красная армия войдет в Восточную Пруссию. В одном из интервью в начале 90-х она скажет: «Мы поняли, что война проиграна, что мы теряем Восточную Пруссию. И русские должны быть довольны, так как у нас было все благоустроено». 

Распоряжения об эвакуации долго не поступало. Наоборот, побег как «неуверенность в победе» карался смертью… А в середине января из краевого управления национал-социалистической партии вдруг сообщили, что до полуночи население должно покинуть территорию округа. То есть на сборы дали всего 24 часа.

Постоянная пропаганда, что русские придут и всех расстреляют, нагоняла на людей страх. Они начали быстро собираться. Ночью паковали вещи, открывали ворота сараев, отвязывали скот — все происходило словно во сне. «Я быстро уложила в рюкзак все, что казалось мне самым необходимым: кое-что из одежды, несколько фотографий и документы», — вспоминала Марион. 24 января графиня, как и тысячи других, бежала на Запад — 1200 километров изнурительного семинедельного пути верхом на верном Аларихе. Хотя «бежала» — это слишком громко сказано. 

В январский двадцатиградусный мороз по зеркально-скользкой дороге день за днем плотным потоком плелись люди с тюками и лошади с повозками.

«Начался большой исход с Земли обетованной, но не как во времена Абрама — "в страну, которую я вам покажу", а без цели и вожака уходили мы в ночь … Они собирались из всех деревень, со всех улиц … сотни, тысячи людей … Они стекались с севера и юга на широкую Ост-Вест-Штрассе … Бесконечный поток шел под ритмичное цоканье копыт. Испуганные, голодные и лишившиеся в одночасье не только родины, но и веры в будущее … Это было невероятно тяжело, грустно … Дети и старики умирали от голода. По обочинам лежали трупы. Их нельзя было захоронить. Земля промерзла …», — писала Марион Дёнхофф в своем дневнике. Чтобы начать другую жизнь, люди шли на Запад — «растерянные, без родины и цели, как затравленные звери… И это все, что осталось от народа?..» — задавалась вопросом Марион.

Она испытывала тогда смешанные чувства. С одной стороны, радость освобождения от нацистов, с другой — отчаяние из-за потери родной Восточной Пруссии. Со временем Марион смирилась с потерями и не задумывалась о возможности вернуть свое имение: «Когда я думаю о лесах и озерах Восточной Пруссии, то уверена, что они по-прежнему столь же несравненно прекрасны, как и тогда, когда они были моей родиной. Возможно, это и есть высшая форма любви: любить, не обладая». Это была страшная глава прежней жизни, когда она, последний представитель древнейшего аристократического рода Дёнхофф, потеряла не только свою землю, но и родственников, близких друзей. 

В декабре 1945 года Марион Дёнхофф вместе с Рихардом фон Вайцзеккером, будущим федеральным президентом Германии (1984–94), и Акселем фон дем Буше, бывшим майором вермахта и участником Сопротивления, поехали на Нюрнбергский процесс. Как и ее друзья, Дёнхофф считала, что трибунал должен судить нацистов не только за зверства против других народов, но и за преступления, совершенные против собственного.

Прыжок в ледяную воду

Лишь 20 марта 1945 года Марион Дёнхофф добралась до Вестфалии, где в замке Вассершлосс в Винзебеке был устроен лагерь для беженцев. Здесь она оставила своего Алариха в конюшне конного завода графа Меттерниха и дала себе второй зарок — больше никогда не садиться на лошадь. 

Дальнейший путь Марион Дёнхофф лежал в поместье друга Альбрехта фон Гёртца — в Нижнюю Саксонию, в Брункензен, где графиня и нашла временное пристанище. "От нечего делать" она написала для начальства британской оккупационной зоны меморандум, в котором изложила свои мысли о минувшей войне, о том, почему к власти пришел Гитлер и какие меры должны предпринять западные союзники. Как она и предполагала, послание осталось без ответа, но непонятно, каким образом оно попало в молодую газету Die Zeit, лицензионный сертификат на которую Ловис Лоренц и его коллеги получили от британского военного губернатора Гамбурга 15 февраля 1946 года. А 21-го числа уже вышел первый номер. Ровно через месяц на страницах еженедельника была опубликована первая статья новоиспеченной журналистки Марион Дёнхофф:

«Я никогда и не мечтала стать журналистом, просто воля случая. Это было подобно прыжку в ледяную воду».

Без официального контракта Дёнхофф, которую коллеги кроме как графиней не называли, начала работать в отделе политики Die Zeit с ежемесячным вознаграждением в 600 марок. Одной из первых на страницах газеты появилась её статья «Бегство на Запад» о той страшной ночи, когда она навсегда потеряла родину. Дёнхофф с болью в сердце воспринимала и утрату Восточной Пруссии, и несчастья простых немцев, вынужденных покинуть свои дома. Вторым любимым местом после бегства станет для неё домик в гамбургском районе Бланкенезе, подарок Герда Буцериуса. Жест издателя еженедельника растрогал Марион: «Бук, мне бы очень хотелось выразить то, что я чувствую, чтобы передать, как я счастлива этим подарком — но это выше моих сил. Может быть, Вы поймёте, что мною движет, если я скажу, что Вы вернули мне частичку родины, хотя я уже думала, что это слово навсегда ушло из моей речи…»


Журналистка Марион Дёнхофф, 60-е годы.

Она писала так, «словно ей приходилось на пальцах объяснять ход мировых событий своей тёте». 

После войны опусы бывших идеологов гитлеровского режима временами проникали в газеты. В августе 1954-го, например, редактор Ричард Тюнгель опубликовал на страницах Die Zeit статью «В вестибюле власти» юриста Карла Шмитта, работавшего в прошлом на нацистов. Марион заняла принципиальную позицию — либо она, либо он, и в знак протеста уволилась. Главный редактор газеты Die Welt предложил ей возглавить отдел политики. Но она отказалась, и, уехав в Лондон, начала сотрудничать с The Observer. В письме Герду Буцериусу она восторженно рассказывала об успехах, в ярких красках описывала журналистские принципы газеты: серьезно относиться к внешней политике, никакой партийно-политической односторонности и принадлежности, читателей необходимо уважать как равных себе. 

Об увольнении журналистки нигде не сообщалось, просто из выходных данных Die Zeit убрали её имя. Однако о конфликте в газете узнали в администрации президента. Теодор Хойс, политик-либерал, журналист, федеральный президент ФРГ (1949–59), вызвал на ковер Герда Буцериуса, с 1949 года являвшегося членом бундестага в Бонне. Вскоре Тюнгель по решению суда был уволен. Дёнхофф по просьбе Буцериуса вернулась в Гамбург и написала Шмитту в письме, что любому, кто проповедует дух национал-социализма, нет места в газете: 

«Я отказываюсь признавать, что мы сослужим Германии добрую службу, если дадим предателям и наутюженным нигилистам возможность снова высказывать свои политические соображения». 

Пока шли судебные процессы, несколько месяцев газета оставалась без шеф-редактора, и де-факто творческим процессом руководили Марион Дёнхофф и Йозеф Мюллер-Марайн. 1957 год считается началом нового этапа в жизни Die Zeit. Буцериус стал единственным владельцем газеты, а редактором назначил Мюллер-Марайна. После скандала с Карлом Шмиттом имя Дёнхофф ассоциировалось с принципиальным стремлением избавить газету от правых и придерживаться консервативно-либерального курса.

Сразу после возвращения из Англии Марион Дёнхофф была назначена редактором отдела политики. Во многом благодаря ей и Буцериусу тираж еженедельника с 40 000 подскочил за год до 330 000 экземпляров. Графиня делала ставку, прежде всего, на молодых сотрудников — Тео Зоммера и Хауга фон Кюнхайма. Оба были не только талантливыми журналистами, но олицетворяли собой идеальный образ мужчины: высокие, стройные голубоглазые блондины. До последних дней графини Тео Зоммер будет заботиться о ней. Он стал для Марион не просто близким другом, а практически приемным сыном. 

Карьера

Дёнхофф стремительно поднималась по служебной лестнице, и 1 июля 1968 года её назначили на должность главного редактора Die Zeit, одной из самых влиятельных газет Германии. Благодаря многочисленным связям, прекрасному знанию иностранных языков, манере держаться она быстро находила подход к ведущим политикам мира. В друзьях у нее были Михаил Горбачев, Джордж Фрост Кеннан, Генри Киссинджер, Нельсон Мандела, Лев Копелев, Рудольф Аугштайн, Гельмут Шмидт...  И даже канцлер ФРГ Конрад Аденауэр, которого она в 1955 году сопровождала во время поездки в Москву. Результатами переговоров Марион осталась крайне недовольна и упрекала канцлера в уступках. И это несмотря на то, что в ходе труднейшего диалога была достигнута договоренность об обмене послами и освобождении последних десяти тысяч немецких военнопленных, находившихся в советских лагерях. Поначалу отношения у неё с канцлером не складывались. Впрочем, это и понятно.

Во-первых, все прусское действовало на Аденауэра, как красная тряпка на быка, во-вторых, будучи ярым антикоммунистом, он сторонился любых контактов с людьми, хоть как-то связанных с Сопротивлением.

Зато прекрасно складывались отношения с главным редактором журнала Spiegel Рудольфом Аугштайном. Он до такой степени уважал Марион, что однажды в день рождения поставил перед дверью её дома Porsche, зная, что гоночные автомобили были давней страстью графини. На удивление Аугштайна, она была настолько принципиальной и независимой, что не приняла от состоятельного конкурента столь дорогого подарка. При всем уважении к нему. Вообще спортивные автомобили были единственной роскошью, которую себе позволяла Дёнхофф. Она ездила на них до глубокой старости и сдала права только в 90 лет.


Редактриса Марион Дёнхофф с четвертым канцлером ФРГ Вилли Брандтом, 70-е годы.

Дёнхофф отказалась сопровождать канцлера, назвав себя в письме "трусихой". В то же время она призналась, что слишком нелегко ей далась публикация «Крест на могиле Пруссии»: «Мне стыдно говорить о том, что я всю ночь после этого проревела». И тем не менее, Марион поддержала восточную политику Вилли Брандта в отношении германо-польской границы. А ведь еще в сентябре 1964-го она была уверена, что никто, пришедший с Востока, не откажется от своей земли: «…  Если бы мне сегодня сказали, что через три дня я погибну в аварии, я бы с этим смирилась значительно легче, чем с потерей моей родины». В 70-х она окончательно приняла, что Восточная Пруссия потеряна навсегда, что крест на её родной земле был поставлен Адольфом Гитлером, «жестокость и мания величия которого стерли с лица земли 700 лет истории Восточной Пруссии»:

«Сегодня никто не может надеяться, что потерянные территории когда-либо снова станут немецкими».

В 1972 году Тео Зоммер стал главным редактором, а Марион Дёнхофф вошла в состав издателей Die Zeit. А вскоре после этого назначения канцлер Брандт предложил ей баллотироваться от СДПГ на пост федерального канцлера, но получил очередной отказ.


Издательница Марион Дёнхофф (справа) с канцлером Гельмутом Шмидтом, 80-е годы.

C переходом на новую должность появилось немного свободного времени, и графиня позволила себе заняться общественными делами и благотворительностью. Появилось время поработать над книгами. Начиная с семидесятых годов вся Германия знала графиню фон Дёнхофф не только как журналистку. Она написала более двадцати книг, наиболее известные из которых «Детство в Восточной Пруссии», «Имена, которые никто не называет», «Права человека и гражданственность», «Власть и мораль. Что будет с нашим обществом?» и упоминавшаяся выше «Ради чести. Воспоминания о друзьях от 20 июля». Плюс, конечно же, продолжала писать, в газету, поучая попутно новоиспеченных редакторов: «Господа, ваши статьи должны быть поняты не только профессору немецкого университета, но и гамбургскому портовому рабочему».

Потерянный рай

В 1989 году Марион наконец-то смогла совершить поездку на бывшую на родину, в Восточную Пруссию, где впервые за послевоенное время посетила родной Фридрихштайн. Теперь эта местность называлась другим, непривычным для немецкого уха словом "Каменка". «Я уже была в получасе езды до родного места. Должна ли я его посетить или в сердце оставить таким, каким его помню? Я волновалась …  думала, стоит ли еще аллея? Да, она стояла. Справа был пруд Ваштаух. Воды не видно больше. Пруд исчез, и на кладбище не видно могил. Едем дальше к Фридрихштайну. Милый замок разрушен до фундамента. Нет старой мельницы. Нет конюшни. Все заросло кустарником и деревьями. Цивилизация покинула это место», — писала графиня. От немецкого наследия не осталось ничего. И тем не менее, она до конца дней вспоминала о своей родной земле:

«Если меня сегодня спросят, где моя родина, я не раздумывая отвечу: Восточная Пруссия. Для этого есть одна причина: я скучаю по ландшафту, природе, животным этого потерянного мира».

Во второй раз Марион побывала в Калининграде в 1992 году на открытии копии памятника Иммануилу Канту, утраченного в период военного лихолетья. Это отдельная история... 


Памятник Иммануилу Канту в Кёнигсберге, XIX в.

В 1944 году, опасаясь приближения Красной Армии и бомбежек, власти Кёнигсберга (ныне — Калининград) обратились к графине с просьбой спрятать в поместье памятник Канту работы Христиана Рауха. Она с радостью пошла им навстречу: скульптуру перевезли в Фридрихштайн и установили в парке. Сведений о том, что памятник перед отступлением был помещен в какой-либо тайник или закопан, нет. Успели ли работники Фридрихштайна спрятать Канта — большой вопрос. Возможно, было не до него. В середине 80-х, когда на поиски местной реликвии из Калининграда отправилась целая экспедиция, отыскать бронзовую статую философа не удалось, она бесследно исчезла. В начале 90-х, считая, что некогда взятое у города необходимо вернуть, Марион Дёнхофф организовала кампанию по сбору средств на изготовление копии. Жители Германии собрали более 100 000 марок. Значительную часть суммы она выделила из собственных средств. По проекту скульптора Харальда Хааке была отлита бронзовая копия в натуральную величину. В 1992-м её установили возле здания университета на уцелевший, к счастью, оригинальный постамент.

«Единственное, что я считаю важным делом моей жизни, — это восстановление памятника Канту в Кёнигсберге», — сказала графиня.

Копия памятника Иммануилу Канту в Калининграде, XXI в.

 

 

Эпилог

В конце 90-х у Марион Дёнхофф диагностировали рак, она перенесла три операции. «Её мальчики» Хауг фон Кюнхайм и Тео Зоммер до конца её дней были рядом, чтобы взять последнее интервью, которое так и осталось незаконченным. Графиня умерла 11 марта 2002 года в имении Кротторф, резиденции своего племянника Германа Хатцфельдта. 

К 100-летнему юбилею графини благодаря Фридриху Дёнхоффу и Ирэне Брауэр свет увидела книга «Графиня Марион Дёнхофф. Жизнь в письмах». К этой же дате федеральное правительство выпустило памятную серебряную монету достоинством 10 евро, на которой выбита цитата "Lieben ohne zu besitzen" (Любить, не обладая) из книги «Детство в Восточной Пруссии» и портрет графини Дёнхофф, почетного гражданина города Гамбурга. 

В 1988 году из средств, полученных в качестве премий и гонораров за свои многочисленные книги, Марион Дёнхофф основала фонд, который содействует развитию дружеских отношений между немцами и гражданами Восточной Европы, способствует обеспечению мира и оказывает финансовую поддержку восточноевропейским студентам и ученым. 


Книги писательницы и фотографини Марион Дёнхофф.

Программа графини Дёнхофф даёт возможность молодым талантливым журналистам из стран Восточной Европы составить своё представление о политике, экономике, культуре и общественной жизни Германии.

Им предоставляется уникальная возможность познакомиться со стандартами и принципами немецкой журналистики, поработав в редакции одной из известных газет. В 2003 году Фонд учредил премию в 20 тысяч евро, которая присуждается личностям, способствующим международному взаимопониманию. Этой премии в 2010 году "За международное взаимопонимание и примирение" был удостоен, в частности, экс-президент СССР Михаил Горбачев. 

Делами Фонда Марион Дёнхофф управляет сегодня Ирэне Брауэр, замечательная женщина, которая любезно предоставила для публикации фотографии из архива Фонда.

 

P.S. В 2016 году калининградский архитектор Артур Сарниц (Arthur Sarnitz) по заказу Института Гердера (Herder-Institut) создал 3D-визуализацию утраченного в послевоенные годы имения Фридрихштайн (Каменка). Проект включал в себя моделирование главного здания (дворца) и еще более десяти объектов, находившихся в радиусе 100 м от него. Посмотреть галерею рендеров можно на странице дворца.

Источники:  

• Marion Dönhoff Stiftung (Фонд Марион Дёнхофф)
• Marion Gräfin Dönhoff – vom Heimatverlust zur Aussöhnung mit Polen
• Marion Gräfin Dönhoff – Mit Mut Meinung bilden
• Марион Дёнхоф, совесть Германии
• Marion Gräfin Dönhoff wäre 100 geworden
• Marion Gräfin Dönhoff: Wer darf hier schreiben?
• Marion Gräfin Dönhoff
• Marion Gräfin Dönhoff, eine selbstlose Gerechte
• Die Welt im Sucher
• Marion Gräfin Dönhoff: Ein Leben in Briefen, herausgegeben von Irene Bauer und Friedrich Dönhoff
• Immanuel Kant
• Preußens große Soloreiterin
• Marion Dönhoff
• Dönhoff
• Марион Денхофф: преданность надежде
• Marion Gräfin Dönhoff, Haug von Kuenheim,Theo Sommer. «Was mir wichtig war: Letzte Aufzeichnungen und Gespräche»
• Von der ostpreußischen Gutsbesitzerin zur kapitalismuskritischen Publizistin